Светлана Гольшанская - Северный путь. Часть 1. Дорога без начала и конца

— Вот ты и иди, а мы останемся, — упрямо ответила Герда. Майли энергично закивала. Ждан с Дугавой тоже предпочли ночевку под крышей. — Это хорошие люди. Они нас не выдадут.

— Не в этом дело, — загадочно сказал Финист и скрепя сердце согласился.

После изнурительной дороги и холодного ветра сарай показался дворцом. Повеселели все, даже Майли причитать перестала. Один Финист по обыкновению остался чем-то недоволен. Когда все улеглись спать, он еще долго сидел, сложив руки на коленях, и к чему-то прислушивался.

Герда проснулась от того, что потянуло удушливым дымом.

— Пожар! — закричал Финист и выбежал на улицу. Остальные быстро последовали за ним. Горел хлев, который стоял очень близко к дому. Путники, не сговариваясь, принялись забрасывать пламя снегом, чтобы огонь не перекинулся на жилую постройку. На порог выскочил хозяин в накинутом поверх ночной рубахи плаще.

— Что происходит? — оторопело спросил он спросонья.

За ним вышла высокая худая женщина с орущим грудным ребенком на руках, в полах ее одежды путались еще два карапуза. Мимо них как можно незаметней старался протиснуться Вожык.

— Я тебе скажу, что происходит! — заметив пасынка, женщина схватила его за ухо. — Твой демоненок поджег хлев! И что здесь делают эти голодранцы? Ты что пустил их переночевать?!

— Илзе, прекрати! — попытался унять ее Эспен. — Если бы не они, весь дом мог сгореть, и мы вместе с ним.

— А если бы не твой выродок, вообще ничего бы не случилось.

Вожык едва слышно скулил, пока мачеха выкручивала ему ухо.

— Что вы делаете? Ему же больно! Отпустите немедленно! — заступилась за него Герда, прежде чем Финист успел ее остановить.

— Да кто ты такая, чтобы мне приказывать! — обратила на нее свой гнев Илзе, но Вожыка все-таки отпустила. Он быстро спрятался у Герды за спиной.

— Кем бы я ни была, я знаю, что с детьми так обращаться нельзя. И никто ваш хлев не поджигал. Посмотрите, как высоко для этого забраться надо. Да и снег кругом — оно только от большого огня так загореться могло. Вожыку такой взять неоткуда.

— Она права, Илзе, — осторожно заметил Эспен. — Потерпи еще год, и я отправлю мальчика подмастерьем к кузнецу. С ним уже обо всем сговорено.

— Как бы мы раньше Единому души не отдали с таким поджигателем, — проворчала женщина. Ребенок на ее руках затих и требовательно затеребил ворот материнской рубахи. — А этих голодранцев чтоб и духу завтра не было.

Но утром им пришлось остаться, чтобы помочь доброму хозяину убрать последствия пожара. Соседи косились на них со смесью любопытства и неприязни, но предпочитали не вмешиваться. Вожык хвостом ходил за Гердой, пытаясь во всем помогать, но был до того неловок, что без него работа бы шла быстрее. Мальчонка беспрестанно что-то рассказывал, как будто собеседник у него появился впервые за долгое время, и он боялся, что скоро снова останется один. Особенно много Вожык говорил об огне, да еще так странно, словно одушевлял его. До недавнего времени мальчик считал огонь своим лучшим другом. Он дарил тепло и свет, распугивал злобных тварей. Вожык часто наблюдал за пламенем в очаге и видел в его языках маленьких человечков. Они водили хороводы вокруг поленьев и пели трескучими голосами. До пожара Вожык не думал, что огонь может быть злой и обратиться против людей. Мальчик не понимал, почему верный друг предал его.

Герда невольно вспомнила себя в возрасте Вожыка. Она тоже за каждым кустом видела сказочных созданий, разговаривала с ними, даже истории про них придумывала, хотя после этого путешествия уже сомневалась, что они были лишь плодом ее воображения. Да и самый близкий друг у нее сейчас, строго говоря, ничем не лучше человечков из огня.

Во двор к Эспену пожаловал сам священник. Это был немолодой одутловатый мужчина, лысый, с усталыми глазами.

— Зачем ты связался с нечистыми староверами? — обратился он к хозяину тихим голосом. — Они принесли в твой дом скверну.

— Они привели домой моего сына и потушили пожар в сарае. Кто из вашей доброй паствы сделал то же? — раздраженно ответил Эспен, с вызовом глядя на толпившихся за его спиной людей. После сварливой жены ему уже никто страшен не был.

— Ты обманываешься их показным добронравием. Они дикари. Могут даже твоего мальца в жертву кровавым богам принести.

Финист аж поперхнулся, глядя, с каким серьезным видом говорил священник, хотя Герде его слова такой уж глупостью не показались — Петрас же пытался принести в жертву собственную дочь.

— У нас пока еще свободная страна и нет епископатов, которым мы обязаны подчиняться, — напомнил хозяин, всем видом показывая, что больше слушать священника не намерен. Тот покачал головой и пошел обратно ни с чем. В Веломовии Эспен бы так легко не отделался.

— Знаешь, а единоверцы тоже приносят жертвы староверческим богам, хотя сами этого не понимают, — заметив замешательство на лице Герды, сказал Вожык. — Мне про это еще мама рассказывала, а она никогда не врала. Каждый раз, когда они зажигают огонь в очаге, то приносят в жертву хворост и поленья богу Вулкану. Слышала про такого?

Герда отрицательно покачала головой, и мальчик продолжил:

— Вулкан самый славный из богов. Он больше всех любил смертных. Настолько, что решился ради них навлечь на себя гнев собратьев и украл божественный огонь. До этого смертные не знали тепла очага и вкуса горячей пищи. Всему этому научил их Вулкан. И когда за свой проступок хозяева земли, воды и неба лишили его благодати и вечной жизни, смертные с радостью приняли его к себе. Среди них он дожил до глубокой старости в почете и уважении. И даже спустя тысячу лет после его смерти мы, люди, чтим Вулкана превыше других богов, потому что постоянно пользуемся его великим даром — огнем.

Герда захлопала в ладоши от умиления.

— Да ты настоящий сказочник!

— Это все взаправду было! — смутился Вожык, но тут его перебил отец.

— Сын, иди в дом, помоги матери.

— Она мне не мать, — пробубнил себе под нос мальчик, но Эспена все же послушал.

— Я заметил, что Вожык к вам очень привязался, — обратился мужчина к Герде. — Это такая редкость, чтобы он с кем-то так открыто разговаривал. И я подумал, может, вы возьмете его с собой... куда бы вы ни шли.

Герда удивленно открыла рот:

— Вы хотите избавиться от собственного сына? Знаете, моя мать умерла, когда мне было четырнадцать — почти взрослая — но даже тогда не представляю, что бы я почувствовала, если бы мой отец вот так отказался от меня.

— Вы не понимаете. Это для его же блага. Вожык — он другой, особенный. Здесь с нами ему не выжить, а я хочу только этого.

Герда нахмурилась. Она не понимала, на что намекает Эспен. Он с минуту молча смотрел на нее, а потом махнул рукой: