Михаил Белов - Царица воинов (СИ)

- Этот, вот, Лисимах из Мантинеи, копьё разбойников фессалийки навсегда упокоило его брата, и он нашёл в себе мужество обратиться к мести, хотя его сосед, у коего жена и отец сгорели в разграбленной усадьбе, даже за ворота дома выйти не осмелился. Рядом с ним ахеец Битон, что поклялся отомстить за друга, коему киликийцы перерезали горло перед выступлением из Патр. Этолиец Диоген никого не потерял и не следует за отмщением, просто он был восхищён твоими деяниями и пожелал обрести славу, храбрый юноша, каких я ценю.

Среди воинов Александр указал воительнице и на её соотечественника, некоего Фаона из Македонии, что переселился на Пелопоннес, потом же вступил в отряд. Она захотела сама поговорить с ним и пригласила к своему костру, где спросила:

- Почему ты, Фаон, покинул родную землю, что привело тебя к нам?

- Я мирно жил в Македонии, близ Пеллы был мой дом, никогда и не помышлял о том, чтобы взяться за меч, но боги послали мне многие беды. Соседями моими стали фракийцы, прогнавшие с земли местных селян, они были из могучего рода, и скоро никакого житья мне от них не стало. Ты же знаешь, сама живши в Амфиполе, что это нередко у нас случается, они хозяйничают в Македонии, подобно зверям диким, отбирают лучшие земли, днём они словно земледельцы, но по ночам становятся разбойниками, если же собираются в стаи, то утраивают большие набеги. Сначала они крали моих овец, оспаривали у меня небольшое поле, удалённое от основной моей земли, потом начали забрасывать камнями жену, когда она ходила за водой. Я пытался жаловаться властям, но, воистину, вся Македония была предоставлена римским наместником самой себе, чиновники лишь грабили города и позволяли творить насилие всем, кто платит.

Однажды они пришли ко мне в дом, человек пять, на груди у всех болтались ножи в кожаных ножнах, они смеялись, когда говорили мне, чтоб я убирался из дома в течение месяца, если хочу сохранить жизнь. Тогда я ничего им не ответил, но в душе моей поселился страх, я начал подумывать о переезде, продаже дома и земли, о том, чтобы всё это бросить, я, конечно, и помыслить не мог, ибо нам больше не на что было жить. Да, пожалуй, мы бы уехали от них подальше, но не успели. Я не сказал, что у меня был сын, единственный мой ребёнок, ему было тогда десять лет. Они пришли, когда меня дома не было, в последнее время я боялся покидать своих, но здесь было важное дело, касавшееся поиска покупателей на землю, и я уехал в Пеллу. Несколько человек вечером подкрались к дому и подожгли его, сын проснулся от шума и вышел, схватив мой посох, один из них ударил его ножом в грудь и убил на месте, жена смогла выбраться из горящего дома, спрыгнув с крыши, она обгорела и мучилась потом. Вернувшись, я мог только плакать, наверное, поэтому она и ушла от меня, вернулась к отцу, городскому горшечнику, что едва сводил концы с концами, я же захотел уехать как можно дальше, забыть всё. Поначалу я был моряком на грузовом судне, потом же стал работать в порту Эгиона, мне повезло, что сбережений моих хватило на плетёный щит, пять дротиков и кинжал, и я попал в отряд. Говоря честно, я вовсе не лучший из твоих легковооружённых, Александр взял меня из жалости, услышав мою историю...

- Почему ты оказался среди нас, Фаон?

- Я устал быть слабым, просто больше не могу.

- Не удалось всё забыть?

- Нет, всё остаётся со мной, в снах я иду знакомой тропой к родному дому вновь и вновь, - македонец содрогнулся всем телом. - Судьба играет нами, и я только сейчас понял, что лучше было погибнуть с оружием в руках на пороге своего дома, чем пережить всё, что случилось со мной. Теперь ничего не вернуть, но у меня есть цель - стать достойным своих предков и вернуться, чтобы расставить всё по местам.

- Я помогу тебе стать воином, - кивнула Зена. - Знаешь, я дала себе обещание, что, если вернусь живой из похода, то обязательно навещу родные края, мне тоже надо расставить кое-что по местам. Так, если хочешь, я могу помочь тебе, буду твоей гостьей, ибо чувствую и свою вину, ведь я поражала врагов во многих землях, родной же не помогала всё это время.

- Думаю, я отвечу тебе, когда цель похода будет достигнута, ранее не хочу ничего планировать, никаких планов, только надежда в сердце...

Суровые и мрачные леса вдоль дороги, простой земляной полосы, часто терявшейся в траве и тенях, навевали мысли о диких зверях, что крадутся во тьме. Волков видели часто, иногда вдалеке показывался и медведь, что вставал на задние лапы и смотрел на людей, но в разговорах поминали и львов, царствовавших здесь в былые времена. Разговор о них обычно начинал Персей, говоря:

- Раньше здесь было много львов, они бродили по этим диким горам, доходя до Олимпа и реки Нест во Фракии. Может, они и сейчас наблюдают за нами?

- Да они исчезли давно, - возражала Габриэль. - Последних истребили во времена македонских царей.

- Так-то оно так, но, только, я слышал, что в самых диких уголках, где спят тёмные пещеры, очень редко ещё можно встретить льва, - не сдавался юноша. - Следи за дорогой, возможно, нам повезёт его увидеть.

Девушка не верила, но всё же смотрела, временами казалось, что плотная стена леса теплится золотистыми глазами, и трепет листвы становится похож на дыхание, вечерами же сами горы были как замершие львы. Стремительно уходя в ночь, гигантские львы тихо лежали, подняв хребты, и украшавшие их гривы, тёмные леса, были мрачны, они ждали оживляющей луны, что всё меняет. Такой проходила пред ними Иллирия, по левую руку вновь появилось море и больше уже не скрывалось за горами, кораблей на бурных волнах ещё не было, и лишь птицы белыми точками качались в воде.

В этой первозданной земле люди начинали иначе воспринимать время, и многие забыли, какой шёл день месяца, осталась только луна, отмерявшая свои рождения и смерти. Эта луна всех объединила, воины забыли свои полисные календари, почти никогда не совпадавшие друг с другом, полный круг луны они теперь полагали месяцем, считая от новолуния, хотя оно и не совпадало с началом месяцев календарных. Даже Зена полагалась на луну, лишь делая отметку на табличке после каждых десяти дней, Габриэль же и вовсе не помнила, закончился ли уже афинский мунихион, она просто смотрела, как золотится стареющий месяц, оставляя лишь несколько дней до обновления.

Молодёжь в отряде скрашивала себе жизнь тем, что придумывала для воинов и предводителей разные прозвища, начало этому положили Персей с друзьями из Аргоса, потом же подхватили и остальные. Александра они прозвали Ксифосом, ибо он был прямым и жёстким как меч, да и всюду бродил со своим мечом, подчёркивая воинственность. Габриэль стала Сирийкой из-за необычного имени, иногда же её звали Сафо, намекая как на стремление писать, так и на любовь к Зене, Ономакрита называли Разбойником, Ферамен прослыл Одиссеем за свои хитрость и страсть к путешествиям. Саму предводительницу они нарекали многими именами, ибо её окружали тени мифов, она была и Сотерой, и Царицей воинов, и Богиней, и Сарматкой, впрочем, её собственное имя говорило больше любых прозвищ.