Михаил Белов - Улыбка Мицара

Игнат Лунь включил автоуправление, приземлился на шоссе и вышел из машины. Сугробы по обеим сторонам дороги достигали почти двухметровой высоты. За ними ничего нельзя было разглядеть. Виднелись только снежные стены, над которыми струилось синее небо. Пахло хвоей и смолой. Лунь глубоко и с наслаждением вдохнул морозный воздух и двинулся вперед по шоссе.

В Институте космонавтики студенты добродушно посмеивались над старыми профессорами, бывшими космонавтами, которые, как дошколята, восторгались и снегом, и цветами, и прозрачной водой ручейка… И только побывав в космосе, Лунь понял их чувства. У того, кто долго бродил в космических просторах, во сто крат сильнее и живее чувство красоты и величия Земли. Он без конца будет любоваться красотой родной планеты и жадно дышать ее животворным воздухом…

Дорога круто пошла в гору. Лунь остановил машину, которая медленно двигалась за ним, и открыл дверцу. Вдруг над его головой неожиданно промелькнуло что-то и врезалось в сугроб. Лыжник. Лунь поспешил к нему и помог подняться.

— Вы не ушиблись?

— Нет.

Лицо лыжника было в снегу. По голосу Лунь догадался, что перед ним женщина.

— Так и шею можно сломать, — грубовато сказал он, стряхивая снег с голубой куртки незнакомки.

— Не сломала же, — засмеялась она.

Рядом плавно опустился ярко-красный автоплан. Молодой человек выбрался из кабины и подошел к лыжнице.

— Вы проиграли пари, Мадия, — сказал он.

На Луня он не обращал внимания.

— Странное пари, — пробормотал Лунь.

Незнакомец обернулся к нему. Лунь увидел энергичное красивое лицо, черные глаза и холодную улыбку.

— Спасибо за помощь! — звонко крикнула девушка, открывая дверцу автоплана.

Лунь сел в свою машину, резко набрал высоту. Взору открылась широкая долина Амура. Золотистый туман скользнул над голубыми торосами. Гребни сопок, покрытые снегами, темными лесами, пересекались и тянулись вдаль.

За первой грядой сопок вставала вторая, третья… И все они горели на солнце так весело, так ярко, что невозможно было оторвать взор…

Автоплан подходил к Хабаровску. Дома из белого, голубого, кремового пластика, легкие и воздушные. Кварцевые купола обсерваторий Звездного Совета… Высоко в небе над городом плыли слова из неоновых огней: «Чемпионат Планеты по хоккею с мячом».

«Неужели опоздал?» — подумал Лунь и включил телеэкран. В кабину ворвался ураганный гул людских голосов. Шла церемония подъема флага. Капитаны команд под звуки торжественного марша освободили от строп огромный прозрачный шар с красно-белым флагом чемпионата. Он медленно поднялся в синее небо и замер над стадионом. Свисток судьи — и матч начался. Сквозь многоголосый шум комментатор сообщал составы команд. Лунь, как ни вслушивался, ничего разобрать не мог. Он выключил телеэкран. Теперь уже близко, за памятником Гагарину, на амурском льду — стоянка машин.

Пятидесятиметровая скульптура Гагарина, высеченная из цельного бледно-голубого камня, стояла на пьедестале, сложенном из глыб черного диорита. Глыбы теснились в живописном беспорядке, и оттого казалось, что Первый Космонавт поднимается из глубин земли. Вся его фигура — порыв, вдохновение. В вытянутой руке — голубой шар. Звезда. Она днем и ночью мерцает, маня людей в космические просторы. Памятник олицетворял великое время, когда буйный ветер открытий гнал землян к далеким звездам, когда чужие солнца согревали звездолетчиков, когда разум человека познал очень малое — зарождение жизни и очень большое — рождение галактик.

Поставив машину, Лунь поспешил на стадион. Полные трибуны зрителей. Многотысячный говор. Автопланы окружили стадион с воздуха. В открытых настежь кабинах — сотни болельщиков. Лунь сел в удобное кресло. Два места рядом пустовали. На поле шел захватывающий поединок. Кто-то говорил Луню, что за последние пять веков мало что изменилось в правилах этой игры. Только темп так убыстрился, что судить матчи стало невероятно трудно, и эту нелегкую задачу возложили на роботов… Ну, роботы не ошибались. А болельщики все равно, как в старину, кричали: «Судью на мыло!»

Лунь весь отдался игре, едва заметив, как запоздавший зритель занял свободное кресло рядом.

Первый тайм подходил к концу. Игра обострилась. Судья-робот удалил сразу двух игроков. Мяч ушел на угловой. Бело-красные выстроились у ворот. Свисток — и мяч влетел в ворота.

Лунь откинулся на спинку кресла. На стадионе стоял невероятный гул. Автопланы, как стая гусей, покидали стадион. Лунь выдвинул перед собой столик. Бутылки с напитком.

— За победу! — раздался голос рядом.

Конечно же, это она, неудачливая лыжница! Ему вдруг стало весело.

— Везет мне. Судьба, значит, такая: быть там, где вы.

— Судьба? — Она засмеялась. — Просто случай.

Во втором тайме Лунь смотрел не столько на ледяное поле, сколько на соседку. Она оказалась азартной болельщицей и, кажется, не замечала его взглядов. Всем телом подавшись вперед, кричала:

— Чарлз, шайбу!

А Чарлз, выступающий под девятым номером, как метеор, носился по полю. Лунь узнал в нем спутника Мадии. Бомбардир делал великолепные финты. Пружинясь, перепрыгивал частокол клюшек. Верткий красный мяч словно прилип к его клюшке. Казалось, мяч вот-вот влетит в ворота и на табло вспыхнет победный красный сигнал. Но в последнюю секунду на штрафной площадке противника девятый номер потерял мяч. Этот игрок экстракласса один хотел пройти через все поле и забить гол. Но один не пройдешь…

«Марсианин», — со злостью подумал о нем Лунь. Его больше не заражало волнение зрителей. Красный мячик с реактивной скоростью метался с одного края поля на другой. Пронзительно свистел судья. Глухой голос диктора сообщал фамилии игроков, удаленных с поля.

Соседка неожиданно поднялась к пошла к выходу. Лунь догнал ее.

— Меня зовут Игнат Лунь, — сказал он. — Три дня назад срочно отозвали с Венеры.

Она внимательно посмотрела на него:

— Вы предлагаете знакомиться? Я Мадия Тарханова.

— Поедемте в новый город?

— Согласна. — Мадия кивнула головой.

На автоплане они пересекли Амур и очутились в новом городе. Здесь не было привычных улиц, что еще встречались в старой части города. Дома, открытые воздуху и свету. Площадь. Пять великолепных зданий. Самое близкое — Дворец искусств, легкий, нарядный и в то же время монументальный. Казалось, что здание плывет по равнине, едва касаясь земли стреловидными опорами. Рядом — Восточный институт космонавтики распластанное здание, которое, как мощная плита, стягивало две насыпи. Наверху купол обсерватории, огромная чаша актового зала из кварца, а позади — строгая вертикаль учебных корпусов.