Гольшанская Светлана - Нетореными тропами. Часть 1. Страждущий веры

Отец растворился, ушёл в вечность, а Безликий уснул долгим беспробудным сном.

...

Лик получился удивительным, почти живым, похожим на жену и на Лайсве одновременно. Жаль, что Безликий не смог остаться с ними. Его участь, его кара — вечное одиночество.

Солнечный зайчик заскочил в решетчатое окно, пробежал по полу и осел на лице. Безликий прищурился, отвыкнув от света. Хлопнули крылья. На карниз опустилась белая горлица и громко курлыкнула. Безликий протянул руку. Горлица протиснулась между решёток, села на запястье и потёрлась клювом об щёку.

— Ты?.. — признавая, но страшась поверить, выдохнул он. — Леси, ты вернулась ко мне? Ты простила меня?

«Я никогда на тебя не обижалась. Это ты не мог себя простить. Это ты отгородился от всего мира. Это ты не пускал меня к себе так долго», — отозвалась горлица.

Безликий гладил белые перья и впервые за века ощущал умиротворение, как будто обрёл целостность.

— Ты не злишься, что я был с другой?

«Я рада, что она тебя расшевелила. Теперь уж точно никуда от меня не денешься».

Леси всегда это умела: заставлять смеяться, даже когда на душе скребут кошки.

Что-то пробуждалось внутри него. Стены трескались. Всё яростней хлестал солнечный свет. Предвещая новый день, воспевал хор тысячи тысяч страждущих голосов:

Усталые смежу веки,

Под гомон слепящего дня.

Спрошу те моря и реки,

Текущие сквозь меня:

Сгорим ли в огне войны мы,

За грех сыновей и отцов?

За дел наших злые вины,

За вины сказанных слов?

Сломленных нас падших

Безликий, благослови.

Живущих в огне, сгоравших,

Несущих огонь в крови.

Не выстоять против силы,

Победы не обрести.

Под пеплом войны — могилы,

Нам не суждено спастись.

Сотрётся память, исчезнет.

Ты будешь совсем забыт.

И эхо древнейших песен

В сердцах уже не звучит.

Где льдины кроваво алеют

Сердце твоё скрыто льдом.

Но тот, кто его отогреет,

От коварства умрёт потом.

За это нам нет прощенья,

Спасенья за это нет.

По одному в забвенье

Уходим. Но тлеет свет

Надежды: придут другие,

Лучше нас, почивших во мгле,

На пепле построят мир и

Подарят покой земле(*).

* Стихи Ирины Зауэр

1527 г. от заселения Мидгарда, Утгард

Дорога назад вышла гнетущей. Встретив туатов у лабиринта, Вейас показал клыки вэса и скомандовал собираться в обратный путь. Ничего не выпытывали. Хорошо! Не хотелось рассказывать про Безликого. Мне бы никто не поверил, порой я сама себе не верила, и всё же он спас нас. Если не он, то кто? Может, я схожу с ума?

Мы быстро миновали Хельхейм и Заледенелое море. Как только последний из отряда ступил с зимника на сушу, лёд затрещал. Потеплело. Впереди багряным заревом вспыхнул рассвет. Солнце показалось всего на пару часов, мелькнуло неуловимым алым кругляшом и, испугавшись зимней мглы и мороза, скрылось за горизонтом. Завтра оно вернётся, и завтра его будет больше. В воздухе уже томилась весна.

Пустынная тундра осталась за спиной — три недели прошли в тягостном молчании. Мы ночевали в предгорьях Утгарда. Сидели у костра с туатами. Микаш куда-то запропастился, и я могла поговорить с Веем, не опасаясь, что нас подслушают. Он злился на меня с самого выхода из лабиринта, отмахивался либо грубил, словно я чем-то ему досадила.

«Что с тобой?» — спросила я мысленно.

«А сама не понимаешь? — взвился брат. — Как ты могла с ним переспать?! Я переживал, что он напал на тебя, но теперь вижу, что ты сама ему позволила. Я ещё мог понять, если бы ты выбрала Петраса или Странника, но этот напыщенный простолюдин! Ты же с ним грызлась постоянно. Чем он лучше меня?!»

Я удивлённо вытаращилась:

«Что за глупая ревность?! Ты же сам не пропускаешь ни одной юбки. Почему я не имею права развлекаться так же, как и ты?»

«Он был для тебя только развлечением?»

«Нет, всё было не так, как ты подумал. Я... я не могу этого объяснить. Пожалуйста, не проси. Мне очень стыдно».

Я всхлипнула. Сидевшие рядом туаты с любопытством покосились на нас. Я отвернулась к костру.

«Если он был для тебя только развлечением, докажи это — заставь его уйти. Тогда я прощу тебя».

Вей походил на ребёнка, закатившего истерику из-за того, что ему не досталась игрушка. Микаш же столько сделал для нас!

— Хорошо, — сказала я вслух после недолгого раздумья.

Встала и направилась туда, где полчаса назад скрылся Микаш. Спину сверлил недоверчивый взгляд брата и ещё с полдюжины встревоженных взглядов туатов.

Микаш избегал меня всё это время, а я — его. Боялась, он выскажет вслух то, что я сама о себе думала. Это ведь был его первый раз, почти как насилие или ещё хуже. Но я ни о чём не жалею: тогда мне казалось самым правильным подарить Безликому свою любовь и кажется до сих пор, несмотря даже на то, что он меня бросил. Я расскажу Микашу всю правду, и будь что будет!

След ауры увёл далеко от лагеря в лес к костерку между сосновых стволов. Микаш сидел перед ним, привалившись спиной к дереву.

— Уходи, я хочу побыть один, — отозвался он на скрип снега под моими торбазами.

К дымной горечи примешивался запах крови. В отблеске пламени сверкнуло лезвие ножа. Микаш остервенело царапал себе запястья. Там уже живого места не осталось!

— Что ты делаешь? Я же просила не обтёсываться! — закричала я, нависнув над ним.

— Не всё, что я делаю, связано с тобой, — огрызнулся он, но резать себя перестал. — Чего надо?

Я уселась рядом и, вглядываясь в трепещущее пламя, набралась мужества.

— Ты должен уйти.

— Вы хотите бросить меня посреди гор? Чего и следовала ожидать от Сумеречников! — в сердцах сплюнул он.

— Нет, когда вернёмся в Урсалию.

Резкие слова больше не задевали. В нём говорили отчаяние и одиночество. Безликий советовал не показывать мужчинам жалости, и я собиралась помочь Микашу по-другому.

— Не нужно больше спасать нас. Если Вейас хочет стать рыцарем, то должен полагаться только на себя, иначе когда-нибудь с ним случится то же, что и с ищейкой Йордена. Твоя помощь делает людей беспечными. Не рискуй больше ради чужих трофеев, не воруй чужие судьбы и цели. Они не стоят твоей жизни и не станут твоими никогда. На самом деле ты лучше любого из Сумеречников и достоин гораздо большего. Защищать людей от демонов можно без ордена. Бедные селяне и бюргеры с удовольствием примут помощь. Ты ведь сам этого хотел, помнишь?

— Больше не хочу! — выкрикнул на мою заученную наизусть речь Микаш.

Я попыталась взять его за руку и успокоить, но он отстранился.

— Тогда чего ты хочешь? Ты свободен, ты не должен никому служить. Ты можешь делать всё — просто пожелай.

— Я желаю быть властелином Мидгарда и чтобы ты стала моей женой. Как думаешь, сбудется? — Я покачала головой. — Так не спрашивай, чего я хочу! Почему я не сдох в лабиринте?!