Гольшанская Светлана - Нетореными тропами. Часть 1. Страждущий веры

— Я служу своему народу и своему королю, а не твоим капризам. Наверху происходит что-то подозрительное, я должен был проверить.

— Проверил? — Эйтайни криво усмехнулась, как будто знала, какой будет ответ.

— Да, я нашёл обескровленную корову в овраге.

Принцесса удивлённо вскинула бровь, но вместо неё заговорил Ниам:

— Кладбище пробудилось?

Асгрим всё так же не смел поднимать на него глаза:

— Нет, полог цел. Думаю, это чужак. Вполне вероятно, он ничего не знает о той силе, что дремлет в подземных склепах.

— Ты ослушался приказа из-за одного-единственного чужака?! — Эйтайни поджала губы, но Асгрим снова с лёгкостью выдержал её пренебрежительный взгляд и тон.

— Это Лунный Странник. Где один, там вскорости будет нашествие. Позабавившись с длиннобородыми, они перекинутся на нас, а потом явятся Сумеречники и порубят всех без разбору.

— Чушь собачья! — отмахнулась Эйтайни.

— Ты не воин, тебе не понять.

— Я твоя будущая королева, имей хоть каплю уважения!

— Хватит! — рявкнул на обоих король и встал. — Нет сил больше слушать ваши склоки! Странника надо найти, этим займётся Шейс со своим отрядом.

— Но… — попытался возразить Асгрим, однако король жестом велел молчать.

— А ты вернёшь девчонку. Не стоило её отпускать. Она слишком много знает.

Асгрим наконец поднял глаза и нехотя кивнул. Эйтайни торжествовала.

— А ты, — Ниам повернулся к дочери. Довольная улыбка сползла с её лица. — Расколдуешь мальчишку, пока не случилось беды.

— Нет! Никогда! — принцесса выкрикнула громче, чем следовало. — Если ты не дашь согласия на наш брак, мы сбежим.

Эйтайни развернулась на каблуках и выскочила в коридор — только взметнулись пышные юбки синего платья и подняли ветер.

Ниам горестно закрыл лицо руками:

— Упаси тебя Лесная хозяйка от воспитания дочерей!

— Думаете, с сыновьями будет легче? — сам не зная зачем спросил Асгрим.

1527 г. от заселения Мидгарда, Урсалия, Лапия

В порту суетились люди, швартовались корабли, разгружались трюмы. Рыбаки вытаскивали из шлюпок полные корзины рыбы и продавали её перекупщикам и рачительным хозяюшкам. Матросы слонялись по пристани, торговцы заключали сделки с капитанами в одежде дорогого кроя. Город кипел жизнью.

Из порта Йорден с наперсниками направился на главную площадь. Тонкий шпиль ратуши хорошо просматривался отовсюду. Там рассчитывали найти постоялый двор поприличней и справиться о беглецах.

Сгущались тучи. Вскоре повалил крупными хлопьями снег. Тут он был не первый, но все же знаменовал начало затяжной зимы. Поплотнее запахнули плащи, надвинули капюшоны на головы. От непривычки холод казался непереносимым, хотя местные жители не мёрзли вовсе. А ведь это ещё морозы не ударили в полную силу. Микаш поёжился. Сквозь этот холод пробивался до боли знакомый запах гнили и тлена. Вороны закаркали на крышах домов, разлетелись, пробуждая воспоминания.

1521 г. от заселения Мидгарда, Заречье, Веломовия

Праздник последнего урожая был уже на носу. Работы осталось немного: убрать мусор и засеять ячмень на зиму. А потом холодная пора — дела домашние. Лето выдалось на диво богатым. Впервые к зиме сохранилось ощущение, что они не только сытыми до нового урожая протянут, но ещё и выменять что-нибудь сумеют. Козочку, к примеру. Мать давно хотела.

Агнежке полегчало. Приступы не беспокоили уже несколько месяцев, она больше гуляла по околице, мурлыкала под нос песенки, которые сама же придумывала. Даже заговорила внятно! Будто грозовые тучи рассеялись, а сквозь них пробились лучи искристого солнца. Только рассевшееся по стрехам хат вороньё предрекало карканьем, что это затишье перед бурей. Особенно много пакостных птиц было у его покосившейся мазанки.

— Почему? — ныла, выпятив нижнюю губу, Агнежка, пока Микаш вёл на верёвке косулю, которую она притащила домой несколько недель назад.

Животное ободрало ногу и с трудом ковыляло на трёх. Самой его выходить Агнежке не хватило ни смекалки, ни сил, потому ещё и этим пришлось заниматься Микашу. Если бы демонова косуля сдохла, сестра бы рыдала так, что даже его внушение оказалось бы бесполезным.

— Потому что это дикое животное и в неволе погибнет. Мы заведём домашнюю козочку, и ты сможешь за ней ухаживать.

Агнежка несогласно захныкала. Они спустились на дно поросшего дубами и ясенями болотистого лога. Деревья уже стояли сиротливо-голые, а опавшая листва шелестела и скользила под ногами.

Косуля встрепенулась и стала рваться с верёвки.

— Видишь, Одуванчик, как свободу почуяла? Ты должна отпустить её сама, — Микаш ослабил узел.

Агнежке оставалось только потянуть за верёвку. Её руки дрожали, и Микашу пришлось её подтолкнуть. Освободившись, косуля рванула прочь — только копыта сверкали. Агнежка громко разрыдалась, распугивая всё зверье. Микаш вздохнул. Что-то заставило его повернуть голову и вглядеться в заросли боярышника. Позже Микаш узнал, что это и был тот самый зов, о котором толковала чокнутая горевестница.

— Оставайся здесь, — предупредил он сестру и обошёл колючие заросли по краю.

За ними на небольшой лысой полянке, прикрытые палками и дёрном, валялись несколько овечьих туш. Микаш убрал мусор и внимательно их осмотрел. Шкура осталась нетронутой, ран нигде видно не было за исключением двух запёкшихся точек на шеях. Микаш достал нож и надрезал кожу рядом. Крови совсем не было, словно кто-то выпил её досуха.

— Мика! Мика! — позвала Агнежка.

Он побежал к ней и перешёл на шаг, только когда понял, что опасности нет. Сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и не пугать её.

— Корону забыл, — засмеялась сестра.

Водрузила ему на голову венок из жёлтых листьев. Любила такие штуки.

— Спасибо, Одуванчик, очень красиво, — Микаш ласково потрепал её по щеке и взял за руку. — Идём, уже пора.

Он едва не бежал, не хотел, чтобы сестра оставалась в этом проклятом месте хоть чуть-чуть дольше. Довёл до дома и подтолкнул к двери.

— Ступай к матушке. Я… я на работу. Уже опаздываю, да, — попытался отговориться он.

Сестра заканючила:

— Останься. Ты вчера был. Сегодня вместе: король и королева. Будем править миром!

Откуда она взяла этот вздор?

— Будь умницей. Слушай маму, — он поцеловал её в лоб на прощание. — Я вечером приду, и мы поправим всем, чем хочешь.

«Не любит он тебя. Мать и вовсе со свету сжить мечтает. Обуза ты для них. Только я, я один тебя люблю. И брошу весь мир к твоим ногам. И будем править. Вместе».

Микаш обернулся, но никого не увидел, кроме улыбающейся Агнежки. «Каррр-каррр», — поднялась стая ворон и полетела прочь. Микаш встряхнул головой, прогоняя наваждение, и зашагал к дому сельского главы Грацека. Там собрался весь народ. Тревожно гомонили, перекрывая даже карканье ворон. И будто носился над ними почти осязаемый дух несчастья. Микаш подошёл ближе и услышал надрывный голос Ежи, самого богатого селянина в округе: