Гольшанская Светлана - Нетореными тропами. Часть 1. Страждущий веры

Микаш вздрогнул, приходя в себя, и поднял взгляд. Агнежка сидела за столом и улыбалась. Не так, как обычно, беззлобно и светло, а так, как улыбаются все. Словно выздоровела в одночасье.

— Я уже не надеялась, что ты придёшь, — лупатые ореховые глаза смотрели как никогда осмысленно.

— Одуванчик, что ты наделала! Она же наша мать!

— Она не хотела отпускать меня к жениху. Но мне уже шестнадцать. Мне можно замуж, — она засмеялась и протянула руки. — Подойди, братик, дай обнять тебя на прощание.

Микаш подошёл, не мог не подойти, так завораживал блеск её прежде пустых и тусклых глаз, длинные правильные фразы и эта очаровательная улыбка настоящей взрослой женщины. Она единственная принимала его и любила. Её объятия стали сладким пленом, что-то острое прошлось по чувствительной от пота коже. Боль пронзила едва заметной искрой, в кровь полился сонный яд. Агнежка на мгновение ослабила хватку:

— Познакомься с моим женихом. Он такой же сильный и добрый, как ты, только никогда не называет меня обузой. Он не оставит меня, чтобы идти на свою дурацкую работу!

Из тёмного угла вышел ещё один демон. Высокий, широкоплечий, с копной всклокоченных соломенных волос. Точь-в-точь как Микаш, только старше. Его голову венчала корона из сухих листьев. Микаш замер в немом исступлении: он ведь знал, с самого начала знал, что зло притаилось именно в их доме. Видел мельтешение призрачных фигур, слышал обрывки шёпота, но заставлял себя ослепнуть и оглохнуть, чтобы сохранить их уютный мирок как можно дольше. За его беспечность поплатилась мать. Поплатилось всё село!

Пахло кровью, его собственной кровью. Что-то липкое текло под ворот рубахи. А в душе поднималась злость. Злость на этих мерзких демонов, пользующихся человеческой слабостью и не знающих жалости. На Сумеречников, которые герои только в сказках, а на деле трусливая и корыстная мразь. На недалёких односельчан, которые боялись безобидного мальчишку, но так долго не могли распознать настоящую опасность. На слишком сухую и суровую к Агнежке мать. На сестру, которая поддалась на соблазн мерзкого демона. И на себя, на себя больше всего! Права была горевестница: он всем приносит несчастья.

Полыхнула в груди ярость, багряной пеленой застила глаза. Запертый внутри Микаша зверь высвободился: его ненависть затопила сознание, захватила тело и наполнила небывалой мощью, оковы страха спали, уступив место решимости. Микаш уже не понимал, что делает. Оттолкнул сестру и пронзил мечом. Стоявший рядом демон даже не успел сообразить, как его голова полетела с плеч, разбрызгав повсюду чёрную кровь.

Микаш выскочил на улицу. Теперь остальные твари его почуяли. Оторвались от своей трапезы и окружили. Ему было всё равно. Он сам бросался на них обезумевшим зверем. Рубил сплеча, буднично, как дрова на растопку, только вместо щепок вокруг разлетались брызги крови. Твари кричали, стонали, бились в агонии — он не слышал. Не чувствовал ни усталости, ни холода от непрекращающегося дождя, ни боли в мышцах, не ощущал бег времени, даже висевшая на волоске жизнь не казалось больше ценной. Кровь тварей, кровь убитых ими односельчан — всё смешалось в грязный багрянец. Только он и существовал в этом разорённом мёртвом мире.

Микаш не помнил, как прекратился дождь и наступило утро. Как всё закончилось, тоже не помнил: сбежал ли кто-то или он остановился сам, когда ни одной твари больше не осталось. Даже как упал посреди груды истерзанных тел, не живой и не мёртвый — в памяти не сохранилось. Только темнота. Посреди неё стук копыт и голоса:

— Ну и побоище.

— Паскудные Странники. Всё село выгрызли. Мерзость!

— Хорошо хоть самих порубили. Грубо-то как, будто мясник работал, фу!

— Глядите, малец ещё жив, истощён только. Целителей ко мне!

Затопали ноги. Микаша подхватили, куда-то отнесли и облили холодной водой.

— Похоже, у него был прорыв способностей. Аура-то какая большая! Сильный телепат будет, если выживет.

Микаш с трудом разлепил глаза. Над ним стояли три богато одетых рыцаря. На заставе Микаш их не видел — всё были незнакомые.

— Как твоё имя, ученик? Где твой наставник? — спросил грузный господин с вислыми усами и знатной залысиной на макушке.

— Вы обознались. Я Микаш из села Остенки… которого больше нет.

Господин удивлённо вскинул брови:

— Это ты их?

— Нам не хватило денег на защиту Сумеречников.

— Ну надо же, простолюдин с даром, как у древнейших родов! — присвистнул другой рыцарь.

— Не надорвался?

— Выкарабкается.

— Ступайте тогда. И никому про него не рассказывайте. — Грузный снова обратился к Микашу: — Малец, а сам в орден не хочешь? Выучишься — сможешь голытьбу защищать бесплатно. Только про то, что тут было — ни слова. Послужи мне пару лет, опыта наберись, а я всё устрою. Имя лорда Тедеску не пустой звук в ордене.

Он протянул Микашу мясистую ладонь. Горевестница оказалась права во всём. Он должен быть среди Сумеречников, лучшим из них, защищать людей и убивать тварей, не требуя платы, чтобы ни одно бедное село больше не постигла такая судьба. Только так можно искупить вину и не стать тем… тем, кого он видел вчера рядом с сестрой. Демоном. Худшим из всех.

Микаш пожал протянутую ладонь. Лорд Тедеску усадил его на телегу с провиантом. Предав разорённое село огню, кавалькада рыцарей направилась к степному замку. Микаш долго провожал взглядом зарево, в котором исчезала вся его прошлая жизнь, и повторял про себя как молитву:

«Я искуплю вину. Клянусь!»

1527 г. от заселения Мидгарда, Урсалия, Лапия

Наивный мальчишка. Микаш сплюнул от досады. Они вышли на главную площадь. Йорден с наперсниками остановились возле трехэтажного здания со щербатой вывеской, забранились на очередной занюханный постоялый двор. Йорден первым вошёл внутрь, следом остальные. За дверью их встретил хозяин в застиранном переднике.

— Чего изволите? — поинтересовался он, окидывая их оценивающим взглядом.

— Три комнаты для меня и товарищей. Этого, — Йорден кивнул на Микаша, — на конюшню. И ещё девочек на вечер каждому. Мы устали с дороги.

Хозяин покривился и по-деловому ответил:

— Десять золотых вперёд. Девочек за отдельную плату. Людей на конюшне не размещаем.

— Это грабёж! Мы Сумеречники. Как вы смеете сдирать с нас три шкуры за такое убогое жильё?!

— Я, как и все, плачу ордену десятину. Почему вы должны платить мне меньше, чем все?

Йорден недовольно сощурился:

— Ладно, одну комнату с тремя кроватями и тюфяком для этого, — снова кивнул на Микаша. — И чтобы ужин был посытнее. И никакого разбавленного эля. Знаю я вас!

Расплатившись с хозяином, они поднялись в выделенную им комнату. Пока высокородные валялись на кроватях, Микаш раскладывал пожитки, справлялся о готовности ужина, узнавал о делах города и о том, где стоит искать беглянку. К вечеру господа спустились в обеденный зал, задымлённый и людный. Уселись за первый попавшийся стол у стены. Пока ждали заказ, Йорден снова принялся браниться на завышенные цены. Микаш не слушал его даже вполуха, забившись в тёмный угол. Отсюда весь зал был как на ладони. Каждый человек, их скачущие мыслепотоки, полные мелких суетных забот. Среди них — одна ослепительно яркая путеводная нить. Микаш почувствовал принцессочку с порога, увидел в воспоминаниях хозяина и нескольких слуг. Он манил её зовом, тянул на себя нить. Сердце ёкало от предвкушения. Вот она показалась на лестнице, медленно спустилась, оглядываясь по сторонам.