Нина Скипа - Стражи границы

— Полковника Всеволода сюда, немедленно, — попросил он.

Всеволод дежурил неподалеку от королевских покоев и явился к Яношу незамедлительно.

— Господин Всеволод, разыщите, пожалуйста, Вацлава, пусть срочно идет сюда.

— Вы имеете в виду князя Венцеслава? — холодно осведомился полковник.

— Называйте его, как хотите, но чтобы он через пять минут был здесь! Понятно?

Всеволод высокомерно поднял бровь, но Венцеслава все-таки разыскал.

— Янош велел вам бежать к нему, князь, — сообщил он.

— Что-нибудь с Яромиром? — обеспокоился Вацлав и, не дожидаясь ответа, побежал в покои короля. Увидев лежащего без чувств Яромира, Вацлав не на шутку встревожился. Он подошел, выравнивая на ходу дыхание, и внимательно осмотрел брата.

— Или я ничего не понимаю, или он совершенно здоров, — пробормотал Венцеслав.

— И в обморок он упал от избытка здоровья, — вставил Янош.

— Нет, от недосыпания, мой мальчик. Видишь ли, я продолжаю вытаскивать его в парк и по ночам тоже, чтобы он взял силу звездной ночи. Боюсь, что с этим теперь придется кончать.

— Вы не хотите привести его в чувство?

Вацлав сел на край кровати, подумал, потер виски себе, потом потер виски Яромиру, еще подумал и похлопал брата по щекам.

— Какого черта? — вежливо поинтересовался Яромир, открывая глаза.

— Отнеси этот вопрос к себе, Ромочка, — посоветовал Вацлав. — Падаешь в обморок, до смерти пугаешь Яноша, так, что он разгоняет всю твою службы безопасности, включая Всеволода, и вытаскивает меня с совещания.

Янош смущенно улыбнулся.

— Думается, Вацлав, что это я во всем виноват. Я с утра рассказывал Яромиру вашу любимую историю, вот он и не выдержал.

Вацлав засмеялся, потрепал Яноша по плечам и предложил выйти в сад. Все равно близится время дневной медитации…

На самом деле, до этой истории Янош добрался только через неделю, или около того. До этого он читал мне или ту прекрасную, бессмысленную прозу, которую так широко разрекламировал, или Одиссею. Одиссею мы с ним любили больше, но от той прозы я очень хорошо засыпал. И еще Янош рассказывал мне о путешествии с Вацлавом, Миланом и Стасом в страну Волхвов. Гораздо более подробно, чем это можно было вытянуть из моего брата, даже при помощи клещей и прочих пыточных приспособлений. В его рассказе так часто встречалось имя Милана, что мой интерес к нему возрос еще более. Послушать Яноша, так Милан самый добрый, умный, великодушный, веселый и надежный человек на земле. Иногда, правда, он прерывал дифирамбы Милану, чтобы отдать должное моему Вацлаву. В описании Яноша тот выглядел средоточением всех мыслимых добродетелей, перемешанных со сказочным могуществом.

Я слушал с большим интересом. А однажды решился расспросить Яноша о том, как случилось, что он стал рабом моего брата. Громадные синие глаза Яноша наполнились слезами, длинные, густые ресницы предательски задрожали и я обругал себя за бесчувственность. Говорил же мне Вацлав, что раб — существо тонкое, о нем заботится надо. А я, как всегда, принял его слова за шутку.

— Меня обвинили в растрате, — ответил Янош, не опуская глаз. — А так как я учился на финансиста и уже имел диплом бухгалтера, то сочли, что я даже образование соответствующее получаю исключительно с преступными целями. Будь я к тому времени совершеннолетним и владей своими деньгами, я бы покрыл недостачу из своего кармана, хотя, клянусь, к ней я не имел никакого отношения. Но меня осудили за месяц до моего совершеннолетия и приговорили к пожизненному рабству. Мне повезло, что дядя Гойко продал меня Вацлаву, хотя тогда я так и не думал.

— Он тебе не понравился? — заинтересовался я.

Янош пожал плечами.

— Тогда мне было все равно. Один хозяин, другой, хорошего я не ждал. А тот день я еще мог провести на свободе. Я даже хотел просить дядю одуматься и позволить мне последний день побыть с ним, чтобы он продал меня завтра… Хорошо, что я этого не сделал. Вряд ли бы дядя отказал мне, а другого такого, как Вацлав, я бы точно не встретил.

— А почему ты не попросил?

— После этого разговора я все равно не чувствовал бы себя свободным. В конце концов, я подумал тогда, что дяде не терпится от меня избавиться, точнее, не от меня, а от обязанности меня продавать. А Вацлав… Знаете, Яромир, сначала он не доверял мне, а Милан все говорил, что я должен от них сбежать. Я бы и сбежал, они мне предоставили для этого все возможности, да куда? И зачем? Кроме того, Вацлав и Милан так заботились обо мне, что я чувствовал себя обязанным отплатить им тем же.

Янош снова принялся описывать прекрасные душевные качества Вацлава и Милана, которые, на этот раз, выразились в том, что они кормили, одевали и укладывали спать своего раба так, словно он был свободным гражданином. Честно говоря, от всего этого мне поплохело. Нет, я понимал, что Янош не мог не испытывать признательности к Вацлаву и Милану, которые правдами и неправдами вытащили его из страны, где его не ждало ничего хорошего и привезли сюда, где он мог, по крайней мере, распоряжаться собственной судьбой по своему усмотрению. Более того, они даже не наложили лапы на бриллианты, которые его дядюшка сунул в обруч раба. Конечно, если бы они поступили по-другому, я бы удивился, более того, узнай я об этом, почувствовал бы настоятельную необходимость вмешаться, но Янош, после того, как его продали родные за какое-то жалкое поместье, был преисполнен благодарности и восхищения.

По поводу бриллиантов Янош испытывал большие сомнения. Ему очень хотелось как-то отблагодарить Вацлава и Милана. Но Вацлав высокомерно заявил, что он, де, князь, и посему до подобных мелочей не опускается, а Милан никогда бы не стал заботиться о Яноше, ежели бы думал, что тот предложит ему за это чаевые. Тогда молодой человек решил заказать для них кольца. Об этом он посоветовался со мной, я порекомендовал ему ювелира, которому он заодно продал остальные камни. Так как сделка проходила под моим наблюдением, естественно через Всеволода, то Янош получил за свои камешки около миллиона. Насколько я знаю наших акул, сам бы он продал их не больше, чем за полцены. Янош полностью разделял мое мнение. Он даже сказал, что Милан однажды предложил ему продать камешки через Вацлава, предложив тому десять процентов комиссионных. Этот Милан, как видно, большой шутник. Мне не терпелось познакомиться с ним.

Но познакомился я сначала не с Миланом, а с его работой. Еще до отъезда из страны Вацлав много рассказывал мне о прекрасных деловых качествах своего секретаря. Судя по его рассказам, аппетит у Милана был неплохой. Особенно на выпивку. А что касается остального, то я был уверен, что если Милан действительно таков, как это расписывает мой братец, то он плюнет, заберет жалование за истекший период и слиняет в ближайший кабак.