Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье

Тогда я настороженно углубился в ночь, разыскивая горячий ключ; они попадались мне в изобилии. Я часто натыкался на них неподалеку от огненных жерл и рассчитывал, что поиски будут недолгими. И о! Почти сразу же, едва ли не в сотне шагов, мне попалась небольшая низинка, в которой пыхтели три маленьких огненных жерла, а за третьим из них курилась парком лужица.

На этот раз, прежде чем спускаться, я обошел низину по краю, проверяя все моховые кусты, однако не обнаружил ничего такого, что могло бы испугать меня. После я спустился к жерлам, но не нашел там никаких чудовищ. Однако кое-что все-таки помешало мне снять панцирь, чтобы искупаться в горячей лужице. Дело в том, что я наступил на маленькую змею, которая немедленно обвила мою ногу, однако не смогла прокусить благословенный металл. Я сбросил презренную тварь рукояткой Дискоса. Словом, я не мог омыться нагим, а потому попробовал воду, которая оказалась не слишком горячей, снял ранец, кисет и плащ. Положив их возле Дискоса на краю теплой лужицы, я вступил в воду и немедленно глубоко погрузился в нее, потому что нашел не лужу, как мне сперва показалось, а бездонный колодец, полный, горячей сернистой воды. Словом, человек может проявить глупость, даже считая, что обнаруживает великую осторожность; и я принялся укорять себя, за то, что слишком доверился неизвестным краям, в чем вы, конечно, со мной согласитесь. Однако дурацкая опрометчивость неразделима с природой человека, поэтому не стоит слишком уж смеяться надо мной.

Не измерив заранее глубину, я ушел под воду с головой; но постарался сразу же выбраться. Оказавшись на суше, я начал отплевываться и тереть глаза, ибо сернистая вода оказалась достаточно едкой, однако она сделала свое дело и смыла всю мерзость с моего панциря, рук и лица. После этого я взял Дискос и омыл оружие, после чего подверг очистительной процедуре ранец, кисет и плащ.

Совершив это, я попытался было согреться возле огненных жерл, но, приблизившись, насчитал возле них около двадцати змей и был рад побыстрее покинуть это место.

Тем не менее – согласитесь – согреться было необходимо. Я надел кисет и ранец, взял Дискос в руку и побежал к той низине, в которой сражался с Желтой тварью, а плащ нес в левой руке.

Перебравшись туда, я с искренней радостью убедился в том, что у этого жерла змей не было; я сразил хозяина здешних мест, безусловно, губившего всякую, забредавшую к огню Тварь, и новое зло еще не успело найти дорогу сюда.

Размышляя об этом, я сушил свой панцирь, оставаясь на другой стороне жерла – подальше от чудища. И наконец сообразил, что нашел надежное укрытие для сна; ни одно живое существо не придет сюда, чтобы сотворить мне зло. Впрочем, всякий на моем месте мыслил бы подобным образом.

Набравшись решимости, я, так сказать, спрятал в карман свою брезгливость, пребывая в тишине и покое. И уж конечно, ел и пил, а потом отправился посмотреть на мертвое чудовище, чтобы убедиться в его смерти. Получив полнейшее свидетельство оной, я возвратился к огненному жерлу и уютно устроился на песке, потому что уже успел высохнуть. Я закутался в плащ и пристроил у себя на груди Дискос, верного друга, воистину выручившего меня в беде; мне все казалось, что оружие знало и любило меня, и пусть эта мысль может оказаться всего лишь фантазией, я старался показать ему свою приязнь и расположение.

Прежде чем уснуть, я огляделся вокруг, но над краем низины не выступила даже маковка Великой Пирамиды: я отошел столь далеко, что она уже не могла со своей чудесной высоты заглянуть вниз, в ту яму, где я ночевал.

Я положил голову на ранец и кисет, служившие мне подушкой, и обратился мыслями к Наани, как делал всегда во время своего странствия… иногда мне приходилось просто изгонять ее из своих мыслей, чтобы уснуть. Впрочем, в подобных случаях меня чаще посещали горькая печаль и тревога; я не знал, какой именно Ужас мог подбираться к ней из ночного безмолвия в этот самый миг. Часто такие мысли вовсе отгоняли столь нужный сон… мне хотелось встать и идти, пока не упаду. Словом, этими мыслями я мог превратить свое путешествие в сущую глупость и умереть, так и не избавив Наани от гибели, если таковая ей и вправду угрожала.

Вскоре, утомленный сражением и усталостью, я погрузился в сон, и тело мое весьма болело по пробуждении ото сна. Движениями я прогнал боль, а потом съел две таблетки и выпил воды, после чего надел снаряжение и углубился в ночь с Дискосом в руке. И сердце мое было радо тому, что во время сна со мной ничего не случилось.

Потом я шел шесть часов, остановившись ненадолго, чтобы поесть и попить, после чего продолжил путь. Ну, а во второй трети дня увидел справа, вдалеке от себя, двоих странных и удивительных людей, светящиеся фигуры которых были словно сотканы из белого тумана. Они приблизились ко мне весьма быстро; и, заметив, что ростом они достигают сорока футов, но как бы не имеют плоти, я нырнул поглубже в ближайший моховой куст. Люди эти миновали меня столь же тихо, как в наши дни скользят по небу облака, кажется, они прошли буквально в сотне фатомов от меня, однако в этом я не могу быть уверен – кто из вас может сказать, где находится радуга? Люди эти углубились в ночь и исчезли, но шли они откуда-то с севера. Они меня не заметили, и способны ли они были причинить вред, я не знаю, однако со мной ничего не случилось.

Так я лежал в моховых кустах, пока они не исчезли из вида, не сомневаясь в том, что видел тех самых Туманных Людей, о которых сообщалось в старинных Анналах. Их никогда не замечали вблизи Пирамиды; но во время наблюдений через Великую Подзорную Трубу мне самому иногда казалось, что я замечаю людей, словно бы образованных туманом. Однако они всегда проходили весьма далеко; и многие из нас уверяли, что таким образом глаз воспринимает гонимые ветром облака пара, другие же с этим мнением не соглашались… так часто бывает среди ученых.

Пользуясь случаем, замечу, что весьма сложно повествовать о подобных событиях, обращаясь к людям нашего века; пытаясь донести до них истину, я часто испытываю искушение умолчать о многом из того, что видел, однако я должен или рассказать свою повесть, или она будет отягощать мою душу. Так что внемлите мне… внемлите с симпатией и пониманием.

Ну, а в отношении этих туманных людей, скажу, что, на мой взгляд, они представляют видимую форму Сил, странствующих по Ночному Краю; потому что странными казались они для человеческих глаз, а я рассказываю лишь о своих естественных мыслях и размышлениях.

Итак, как я уже говорил, эти туманные люди никогда не приближаются к Пирамиде; пребывая в такой дали, они уже сделались принадлежностью самых старинных сказок, известных в Великом Редуте; загадочные существа эти всегда окутывало облако нереальности, ибо никто из обитателей Великой Пирамиды никогда не видел их отчетливо.