Лидия Захарова - Дикая принцесса (СИ)

– Дану, я готова во всем сознаться.

– Наконец-то!

– Я хочу есть.

– Невыносимый ребе...

– Только попробуйте назвать меня ребенком!

Завтракали они прямо в постели. Гергос принес с кухни остатки сыра, хлеба и варенье из алычи, потом поставил завариваться чай. А Тари наблюдала, вспоминая блистательного высокомерного вельможу, которого встретила однажды в переулке Лилий. Это просто не мог быть один и тот же человек. А с другой стороны, кто бы узнал в уличном оборванце пропавшую несколько лет назад принцессу? Разве что такой же, как она, притворщик...

Тари перекатилась на другую сторону кровати, стряхивая с простыни крошки, и вдруг застыла.

– Дану?

– Ммм?

– У меня правда никого, кроме вас, не было.

– Тари, это не имеет значения.

– Я серьезно.

– Хорошо. Но в чем дело?

Она опустила глаза на простыню. Ни одного кровавого пятнышка. Гергос проследил за ее взглядом, непонимающе нахмурился.

– Что-то не так?

– «Алеет кровь на простыне, девичьей чистоты прощанье...», – смущенно прошептала Тари.

– «И семя голубое безусого юнца», – продолжил Гергос. – Тари, не все, о чем поется в старинных балладах, правда. Точнее, на севере кое-где до сих пор используют светницу, чтобы удостовериться в мужском целомудрии, но я уже давно вышел из «безусого» возраста и, признаюсь честно, с тех пор вел жизнь отнюдь не служителя Керпо. А что касается первой части процитированного вами произведения, то почти в половине случаев никакой крови нет.

Тари не выдержала его взгляда и отвернулась. Как он может говорить о таких вещах и даже не запнуться ни разу, не покраснеть? Точно не служитель Керпо... Злость помогла справиться со смущением.

– У вас настолько большой опыт?

– Я знал одного нашаратского султана, одержимого идеей девственности. После нескольких затяжек он любил поболтать. Рассказывал про свой гарем и делился наблюдениями.

– Это отвратительно.

– Почему? Сочинять стихи о крови на простынях и читать их детям можно, а ставить крестики на восковых табличках – моветон? Тари, вы непоследовательны.

Она не ответила. Просто зарылась с головой под одеяло, чтобы Гергос не видел ее пылающих щек. Ревновать к прошлому глупо. В глазах добропорядочных людей и она, и ее дану заслуживали всяческого порицания. И если Тари не было стыдно за свой поступок, то и его нельзя судить за общение с чересчур любвеобильными султанами... Но кто сказал, что она всегда должна быть логичной и последовательной?

– Тари, вылезай.

Она замерла, не отзываясь.

– Тари, пожалуйста, – Гергос присел рядом, потянул на себя одеяло. – Посмотри на меня.

Он посмотрела – сквозь растрепанные волосы.

– Тебе не нужно ничего мне доказывать. Я знаю тебя, я видел тебя, настоящую. И я безумно тебя люблю, ты даже не представляешь... И совершенно неважно, сколько у тебя было мужчин или сколько людей ты убила... или кто твои родственники. Для меня имеешь значение только ты сама, только ты. И единственное, что может это изменить – твое решение. И если однажды ты захочешь уйти, потому что наконец поймешь, что я просто не стою... не перебивай! Себя я тоже знаю. И я не хороший человек, я сделал много зла, тебе в том числе...

– Какого зла, дану? – все-таки перебила она. – Вы забрали меня из Интерната, вы дали мне крышу над головой и позволили вернуться в приличное общество. Никогда ничего не жалели и не требовали взамен. О каком зле вы говорите?

– Это уже не имеет значения, – после небольшой паузы сказал Гергос. – Это в прошлом. И я клянусь тебе, – он взял ее руку и снова легко поцеловал пальцы, – клянусь, что постараюсь быть лучше, быть достойным и сделать все, чтобы ты не пожалела о своем решении. А все остальное неважно.

Тари прикрыла глаза, чувствуя, что вот-вот заплачет. Она просто не могла вынести этого взгляда, этих слов... разве так бывает? Разве это может происходить с ней?.. Потом поняла, что Гергос ждет ответа и рывком села, обнимая его за шею, прижимаясь всем телом.

– Я люблю тебя...

– Дитя мое... ох! А кусаться-то зачем?

– Никогда больше не называйте меня «дитя»!

– Как прикажет ваше высочество... Мерзавка, больно же!

Некоторое время спустя, вновь выпутавшись из простыней, Тари спросила:

– А если я все-таки умру через восемь дней?

– Вы хотите обсудить похоронный церемониал?

– Я тобрагонская принцесса крови, какие могут быть варианты? Но я сейчас не об этом. Дядя не отступится, он снова попробует меня отравить или подошлет убийц, или... я не знаю! Но он не остановится. Вы бы видели его глаза, когда он...

– Когда он пытал вас?

– Вы знаете?

– Тари, я не слепой. И, честно говоря, не разделяю вашего благородного желания спустить это ему с рук... И кстати, что ему было от вас нужно?

– Послушание. Он хотел, чтобы я была послушной девочкой и делала все, что скажут. Но главное – молчала. Разумеется, после того как расскажу обо всех, кого успела посвятить в тайну.

– И даже каленое железо не помогло? А я, глупец, пытался использовать простое убеждение!

– Дану!

– Прости, я знаю, это не смешно.

– Нет, все в порядке. Лучше смейтесь. Мне надоела жалость. И я не хочу, чтобы дядя, и заговор, и шкатулка преследовали меня до конца жизни. Если правда выйдет наружу, будет скандал, от которого семья Коварэн никогда не отмоется. Предупреждаю, если вы сейчас предложите мне выйти замуж за какого-нибудь Морэва или Версена, я вас снова укушу. Я готова навсегда остаться Тари эль Нахри, но не хочу жить в страхе. Я снова хочу смеяться! Если бы только дядя отказался от своего замысла!

– Мы можем ему написать.

– Что написать?

– Что шкатулка у нас и возвращать мы ее не собираемся. Но и разоблачать его не станем, если он поклянется оставить тебя в покое. Тари, у тебя на руках все козыри, ты можешь диктовать свои условия Коварэну.

– Но если он не остановится?

– Ему есть что терять. Послушай, шкатулку можно спрятать, и я оставлю распоряжения на случай, если с тобой или со мной что-нибудь случится. Если правильно надавить, Коварэн сломается. Он просто воспользовался тем, что мы скрываемся в провинции и о тебе никто, кроме соседей, не знает. Если действовать открыто, если показать всему Анкъеру, что Атарьяна Коварэн жива и здорова, твоему дядюшке будет не так просто от нее избавиться.

– Рассказать всем?

– Чего ты боишься?

Тари не ответила. Просто не могла ответить. Имя Коварэн тяготило, напоминало о самом неприятном и, несмотря на все это, накладывало определенные обязательства. Принцесса Тобрагоны не может быть просто любовницей анкъерского вельможи. Будет скандал. Возможно, Иваро вернется из Нашарата и за волосы утащит ее домой.

Гергос не стал переспрашивать.

– Письмо вашему дядюшке мы все равно можем написать, – сказал он.