Борис Сапожников - Memento Mori (СИ)

- В общем, картину Гизберт обрисовал верно, - сказал я. – Еретики, а если быть точным, некроманты, пытались получить в Страсбурге невероятную силу, проведя ритуал гекатомбы. [34] Гекато́мба (др.-греч. ἑκατόμβη, от ἑκᾰτόν βόες «сто быков») — в Древней Греции — торжественное жертвоприношение из ста быков. В переносном смысле гекатомба — огромные жертвы войны, террора, эпидемии и т.д. Не надо объяснять значения этого слова? Они бы заполучили себе всю жуткую силу смерти и безумия, что скапливалась в проклятом городе. Однако ритуалу помешал отец Мотгиз вместе со своим отрядом личных палачей и рыцарями-телохранителями. Вот только вся сила, которую накопили в результате ритуала еретики, досталась и без того находившемуся не в своём уме Мотгизу.

- И что же началось тогда? – спросил поражённый Рамирес.

- Вот тогда-то и начался настоящий ад на земле, - мрачным голосом произнёс Гизберт, враз потерявший всё своё напускное равнодушие. – Инквизитор возомнил себя архангелом Гавриилом, потому что мёртвые поднимались из могил по его приказу, и шли за ним настоящим крестным ходом. Да и те, кто были жертвами чумы, тоже. А уж чем стали его личные палачи, и вовсе думать противно.

- А ты, значит, прикончил этого инквизитора?

- Это было очень тяжело, и я едва сам не отдал Богу душу, но всё же справился, - кивнул Гизберт. – Правда, потом меня можно было вязать голыми руками. Вот рыцари, которым доверили охранять Мотгиза, и повязали меня. Видимо, хотели как-то оправдаться за то, что не сохранили безумца.

- Ты забыл сказать, что даже в том состоянии, в котором был, сумел прикончить половину оставшихся телохранителей, - добавил я. – А это были отборные паладины инквизиции.

Гизберт только плечами пожал, мол, какое это имеет значение для его рассказа.

- Но что тебя вообще понесло в Страсбург-то? – задал явно мучавший его вопрос Рамирес. – Зачем было переться в этот Господом проклятый город? Там ведь только тебя, наверное, и не хватало.

Гизберт решил отмолчаться, но я не видел причин, чтобы не говорить капитану всей правды.

- Раз Гизберт не хочет говорить, снова расскажу я.

Мечник гневно глянул на меня единственным глазом, и перебил:

- Хочешь знать, капитан, пожалуйста. Я пришёл туда за отцом Мотгизом. Я хотел мести и получил её, пускай и несколько иначе, нежели думал. Как я уже говорил, святой отец был помешан на пытках, и это его палачи выжгли мне глаз, а после отпилили руку. И не сразу, капитан, о нет, они делали это не быстро. Сначала пальцы, потом кисть, потом предплечье. Я был привязан к прочному креслу, но когда они снова взялись за меня, сумел разломать его. Я сумел придушить палача, что занимался мной и сбежать из застенков инквизиции. И именно то безумие, которое овладело мной на арене, помогло мне тогда.

- А меч ты там же нашёл? – поинтересовался у него Рамирес.

- Это уже отдельная история, - покачал головой Гизберт, - и вот её-то я лучше оставлю при себе.

Я знал, что даже на допросах во время второго ареста он не рассказал о том, где получил свой чудовищный меч и кто изготовил ему протез. Однако и без его рассказа, над этим вопросом удалось приподнять завесу тайны. Жуткий меч, которым якобы святой Георгий сразил дракона, [35] Существует вариант описания чуда святого Георгия о змие, относящегося к жизни Георгия. В нём святой покоряет змея молитвой, и предназначенная в жертву девушка ведёт его в город, где жители, видя это чудо, принимают христианство, а Георгий убивает змея мечом вобрал всю сатанинскую сущность этой бестии. Он хранился в семье языческого царя в Бейруте, но после смерти и чудес, явленных святым, его передали церкви. Вот только меч этот оказался исполнен слишком страшной силы, и его укрыла у себя семья потомственных кузнецов. Согласно легенде, они вовсе сумели расплавить проклятую сталь и уничтожить оружие, но, видимо, всё же были правы те, кто утверждал, что те кузнецы решили проникнуть в секреты ковки и металла, а потому оставили его у себя. И живым подтверждением этого был Гизберт, владеющий проклятым мечом. Интересно только, почему тот кузнец или кузнецы отдали его мечнику, хотя вполне могли сделать это и не по доброй воле. Вот только это не объясняло, откуда у него доспехи отличной ковки и протез, какой могут сделать далеко не в каждой мастерской.

Но над этими вопросами я сейчас задумываться не хотел.

Высадить нас Рамирес решил в Ливорно, не довезя до Виареджио. Однако объяснялось это вовсе не его нежеланием терпеть нас на борту «Espirito Santo». После разговора с Гизбертом, мнение капитана о мечнике всё же изменилось. А уж после того, как я рассказал подробности о том, что тот носит в душе своей отголосок мощи сражённого святым Георгием дракона, так и подавно.

- Мне нужен он и его сила в борьбе с тем злом, с которым я вскоре вступлю в схватку, - сказал я Рамиресу.

- Ты играешь даже не с огнём, Рейнар, а с адским пеклом, - покачал головой капитан.

Он ещё не знал многого обо мне, но я, конечно же, не спешил ему исповедоваться.

Из Ливорно было ближе до Пизы – известнейшего на всю Италию города разбойников, жуликов и моряков. Лучшего места не сыскать для планирования убийства тирана, скрывающегося под маской венгерского вельможи. Главным же достоинством его было то, что он располагался недалеко от Флоренции. Именно туда уже должны были прибыть Агирре со Скрипачом, а также отряд, отправленный прелатом Лафрамбуазом за ведьмой.

Вот только в порту Ливорно нас ждал сам прелат. С несколькими своими наёмниками он торчал на пирсе, наблюдая за швартовкой «Espirito Santo». Я не видел выражения его лица – инквизитор был одет в мирское платье, более чем скромное для его положения в обществе, и лицо его скрывалось в тени полей шляпы. Однако само его присутствие ничего хорошего нести не могло – в этом я был уверен полностью.

На берег мы сошли втроём. Капитан Рамирес облачился в лучший свой дублет, где пуговицы, включая сугубо декоративные, заменяли некрупные жемчужины, как будто стараясь таким образом компенсировать потерю роскошного плаща из павлиньих перьев. Гизберт щеголял матросскими обносками, поверх которых нацепил свои порубленные доспехи и, конечно же, чудовищным мечом на спине. Я же как раз выглядел самым обыкновенным образом, даже неудобно как-то становилось из-за контраста с двумя такими личностями, идущими рядом.

- Благодарю вас, капитан, - обошёлся как обычно без приветствий Лафрамбуаз. – Вот небольшая премия за беспокойство, что пришлось испытать в связи с моим поручением.

Прелат кивнул, и один из его людей шагнул к Рамиресу, протянув на ходу весьма увесистый даже на вид кошелёк. Я был уверен, что наполнен он явно не серебром. Капитан с благодарностью принял его. Лафрамбуаз же сделал нам с Гизбертом знак следовать за ним. Ни я, ни мечник не захотели ничего говорить.