Гай Кей - Дети земли и неба

— Чем тебя лучше порадовать? Пальцами или ртом? — спрашивает Марин Дживо и прекращает делать то, что он делает. Эта пауза превращается в нечто вроде агонии. Она подозревает, что он это понимает. Уверена, что понимает. Она думает, что могла бы возненавидеть его за это. Она невольно приподнимает бедра, выгибается дугой.

И отвечает, слегка задыхаясь:

— Мне нужно выбирать?

И слышит его смех, а потом его рот снова продолжает делать это, и реакция ее собственного тела изумляет ее. Она слышит, словно издалека, свой голос:

— Если я должна выбирать… То есть, если я…

Она так и не договаривает эту фразу. Смотрит на него, лежа на кровати, его кровати, пока он исследует ее тело, и это все равно, что исследовать саму себя вместе с ним в этот момент. Не в тисках горя или ярости. Сейчас нет.

Даница тянет вниз руку, дергает его за волосы.

— Вверх, — говорит она. — Поднимись вверх, ложись рядом со мной.

А немного позже уже она говорит, смеясь про себя и подозревая, что он слышит смех в ее голосе:

— Пальцами или ртом, что предпочитаешь? Скажешь мне?

— О, Джад! Всей тобой, — отвечает Марин Дживо. — Прошу.

— Жадный?

— Да, — еле выговаривает он. Это скорее стон, и ей это нравится. Он говорит:

— Я решил не… делать различия… между частями твоего тела, Даница Градек.

— Понятно, — отвечает она.

И поднимается над ним. Ложится сверху, полная желания. Она садится на него верхом, принимает его в себя. Время бежит, как бежит всегда, уносит их, как уносит всех людей. Серебряная луна заглядывает в окно, поднимаясь среди звезд. Два человека умерли насильственной смертью сегодня утром. Она не умерла, он не умер. Она в этой комнате этой ночью. Он внутри нее.

Она скачет на нем, поднимаясь и опускаясь, она ощущает жизнь, как биение пульса внутри нее, и он отвечает на ее жажду своей жаждой. Он переворачивает ее, оставаясь в ней, и они друг для друга — огонь, но еще и укрытие, место, где можно спрятаться сегодня ночью. И еще между ними возникает нежность перед тем, как они приходят к завершению и ложатся на постель. Пот блестит на двух телах, и они видят в открытом окне серебряный полумесяц, сияющий над крышами домов Дубравы.

Он почти чувствует, что ему грозит опасность, лежа на своей собственной кровати с головой женщины на своей груди. Не такая опасность, как утром (он в тот момент даже не понял этого, все произошло слишком быстро), но это ощущение реально, и поэтому Марин непривычно колеблется.

— Ты сказала, что я должен только попытаться понять позже. Насчет тех, кого ты убила. Ты помнишь?

— Я помню, — тихо отвечает Даница Градек, не двигая головой. Он подозревает, что глаза ее закрыты.

— Я бы хотел. Понять.

Он слегка шевелится. Ее волосы рассыпались по его телу. Ее аромат окружает его.

— Позже еще не наступило, — говорит она.

Голос у нее тихий, удовлетворенный. Обычно он бы был доволен собой. Получать удовольствие, дарить удовольствие. У него было достаточно встреч с дорогими женщинами, чтобы уметь и то и другое.

Но сегодня ночью он хочет понять нечто такое, что не имеет отношения к занятиям любовью. Или, может быть, для нее имеет. Может быть, поэтому она и забралась сюда — взлет желания и удовлетворение, чтобы заставить что-то на время отступить.

— Ты мне сказала, что была маленькой девочкой в Сеньяне? Ты приехала туда… откуда?

— О, боже. Ты из тех мужчин, кто любит поговорить? После? — ему нравится эта лень в ее голосе.

— Иногда мне хочется знать, где я нахожусь, где находится та, что лежит рядом.

— Это просто. Она лежит рядом с тобой, — она приподнимает голову и прикусывает его сосок. Он морщится, дергает ее за волосы. Она смеется, все так же тихо.

Они молчат. Она нарушает тишину, удивляя его.

— Ты и правда спал со второй сестрой? Ты думал, сегодняшнее нападение связано с ней, да?

— Да, — признается он. — Я совсем не знал Юлию.

— Они сделали это так, чтобы все вокруг об этом узнали.

— Надеюсь, что нет. Не думаю, что окружающие много услышали.

— Может быть, но они точно хотели, чтобы нападение на тебя все видели.

Он размышлял об этом весь день.

— Да.

— Ты думаешь, что ее брат, которого я убила, — это он с ней спал?

Он шокирован, искренне.

— Что? Почему ты?..

Она пожимает плечами, ее голова все еще лежит на его груди. В комнате стало темнее, огонь почти погас, тлеют угольки.

— Они тебя обвиняют, они тебя убивают, а мертвый ты не сможешь отрицать, что был ее любовником. Такую историю расскажут всему свету.

Марин качает головой.

— Это сложнее, чем нужно. Она ждет ребенка от человека, имя которого не хочет назвать, возможно, он ей не ровня. Они не могут устроить свадьбу. И кто-то, очевидно, действительно видел, как я спускался с их стены зимой.

— Из комнаты служанки?

Он вздыхает.

— Мне пришлось так сказать. Ради Элены.

— Да, — говорит она. — Очень галантно. Но служанку теперь уволят.

Об этом он не подумал.

— Если это произойдет, я устрою ее на работу.

— Это произойдет, — говорит Даница Градек. А потом, после очередной паузы: — Хаджуки напали на нас и сожгли деревню. Убили или взяли в плен почти всех. Они убили отца и старшего брата, увели с собой моего маленького брата.

— О, Джад, — произносит Марин.

— Джада там не было.

Ее голос уже перестал быть ленивым.

Он осторожно спрашивает:

— Значит, ты решила убивать османов, ашаритов?

Она кивает головой, не отрывая ее от его груди. Она так ни разу и не взглянула на него.

— Я не слишком в этом преуспела, — говорит она.

Он пытается придумать какой-то ответ, но ее рука скользит по его животу вниз и находит его обмякший член. Она начинает, как будто небрежно, играть с ним, и очень скоро он перестает быть мягким.

— Полагаю, ты хочешь сказать что-то в утешение, — говорит Даница Градек. — Мне не это нужно.

Марин снова предлагает то, что ей, по-видимому, от него нужно сегодня ночью, и при этом сам испытывает такое острое наслаждение, что его это даже пугает; он видит, как она ему отвечает, слушает ее, делит с ней это наслаждение.

Потом он засыпает.

А когда просыпается, ближе к рассвету, он уже один в постели. Она закрыла за собой окно, лампы и очаг потушены.

Когда он позже спускается вниз, так как опять провалился в сон, ее уже нет в доме, и Леоноры Мьюччи тоже.

— Драго пришел за ними вскоре после восхода солнца, — докладывает слуга в столовой. Марин забыл, что вдову доктора позвали на остров Синан, и она попросила у них Даницу в качестве телохранителя.

Он собирался предупредить Даницу насчет Старшей Дочери, о том, что ей никто не доверяет. И упомянуть другую женщину, которую они могут там встретить. Его собственный опыт подсказывал, что полезно заранее иметь как можно больше информации.