Терри Брукс - Тейнквил

— Века Дарт, — произнесла она.

Он оставался на месте.

— Посмотри на меня.

Он отказывался, согнувшись и отвернувшись.

— Посмотри на меня. Скажи мне, что ты видишь в моих глазах.

Наконец, он повернулся настолько, чтобы на мгновение взглянуть через плечо в ее глаза и снова отвернуться.

— Я не сержусь на тебя, — сказала она. — Ты делал то, что сделала бы и я, если бы мы поменялись местами. На самом деле, давным–давно, когда я была другим человеком, ведя совершенно иную жизнь, я делала с остальными вещи гораздо хуже того, что ты сделал со мной.

Он еще раз оглянулся.

— Я не ненавижу тебя, — сказала она ему.

— А должна бы. — Он щелкнул зубами, когда его рот закрылся.

— Я приберегу свою ненависть для других, кто более ее заслуживает и меньше всего этого ожидает, за то, что хотели увидеть меня мертвой. — Она махнула ему рукой, чтобы он вернулся. — Расскажи мне остальное из того, что ты знаешь.

Он еще немного оставался на месте, затем вздохнул и подошел к ней.

— Ты не ненавидишь меня? Если ты станешь свободной, ты не будешь пытаться меня убить?

Она покачала головой:

— Я не ненавижу тебя. Даже, если бы у меня была такая возможность, я не стану тебя убивать. А теперь расскажи мне остальное. Тебе известны планы Стракена-Владыки?

Болотный улк кивнул:

— Я был здесь в Пределе Крааля, когда он их составлял. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты до сих пор не знаешь, что он намерен сделать? Разве ты не видела, как он на тебя смотрит?

Мороз прошиб ее до мозга костей, слова этого маленького человечка вызвали образ, от которого кровь стыла в жилах.

— Расскажи мне.

— Он испытывал тебя, чтобы понять, являешься ли ты подходящим сосудом для того, чтобы вынашивать его детей. Он хочет спариться с тобой.

Впервые она, действительно, испугалась. Для нее демон был проклятьем. Она считала, что не может быть худшей участи, чем стать матерью его детей, матерью демонят, вынашивающей монстров. Она никогда не задумывалась над такой возможностью. Она никогда не думала, что у Стракена-Владыки были еще какие–то интересы на ее счет, за исключением заключить ее в тюрьму и поддерживать ее живой, пока его существо, Морик, не сможет выполнить в ее собственном мире то, ради чего он был туда послан.

— Именно по этой причине меня доставили сюда? — сумела она спросить, стараясь сохранять спокойствие.

Века Дарт покачал головой, буравя ее своими глазами:

— Нет. Эта идея, должно быть, пришла к нему, когда ты уже стала его пленницей. Его планы гораздо грандиознее.

— Насколько грандиознее?

Болотный улк наклонился поближе:

— Он искал способ послать Морика на какое–то время в твой мир. Но для того, чтобы это произошло, необходимо было найти кое–кого в твоем мире, кто согласился бы помочь. Он нашел таких людей и воспользовался ими, как своим инструментом. Кем бы они ни были, они и понятия не имели о намерениях Стракена-Владыки, их интересовало только, как избавиться от тебя. Твои предатели знали лишь, что с помощью магии ты будешь изгнана в мир Джарка Руус. Только это, и больше ничего. Они ничего не знали об обмене, о том, как на самом деле работала эта магия, о той сделке, которая была необходима, чтобы доставить тебя сюда. Стракен-Владыка был предельно осторожен, чтобы сохранить этот секрет.

Как и следовало поступить, подумала она. Однако, она не была уверена, что осведомленность о необходимости такой сделки остановила бы тех, кто так отчаянно хотел отослать ее в Запрет.

— Но зачем меня перенесли сюда, если не для спаривания с Тэлом Риверайном? — спросила она.

— Ты упускаешь суть, стракен! — сорвался Века Дарт. — Доставить тебя сюда никогда не считалось важным делом! Главное было послать Морика в твой мир!

Она покачала головой:

— Зачем?

— Чтобы он смог разрушить барьер, который держит нас взаперти! Чтобы он смог освободить Джарка Руус!

Вот теперь она поняла. Морик был послан завершить ту задачу, с которой не справился Дагда Мор более пятисот лет назад — разрушить стены тюрьмы, за которыми темные твари Волшебного мира томились задолго до появления Человека.

Ее разум лихорадочно работал. Чтобы это осуществить, ему придется уничтожить Элькрис, рожденное магией эльфийское дерево, которое было создано, чтобы сторожить Запрет. Как он сможет это сделать, когда это дерево всегда очень тщательно охраняют?

Еще важнее то, как она сможет это остановить?

— У Морика есть способ уничтожить этот барьер? — спросила она Веку Дарта.

Он закачал головой:

— Он должен отыскать его, как только окажется в твоем мире. Он очень талантлив и умен. К этому времени он должен это сделать.

Она проигнорировала страх, который обуял ее от мысли, что болотный улк может оказаться прав.

— У тебя есть возможность вытащить меня отсюда? — быстро спросила она.

На лестничной площадке над ними открылась дверь и с грохотом захлопнулась. По каменным ступеням застучали приближающиеся шаги.

— На пол! — прошипел он ей и отскочил прочь.

Она рухнула вниз, скрючившись в том же самом положении, в котором он ее нашел; сердце бешено колотилось, все мышцы были напряжены. Не двигайся, говорила она себе. Ничего не делай.

Шаги приблизились к ее камере и остановились. Наступила тишина как утренний туман.

Замерев и закрыв глаза, она стала ждать.

Обратный подъем из оврага казался Пену Омсфорду бесконечным. Отягощенный угрызениями совести и отчаянием, все, что он мог сделать, так это переставлять ноги одну за другой. Он продолжал считать, что должен вернуться, должен в последний раз попытаться освободить Синнаминсон, еще раз обратиться к ней, еще раз взглянуть на нее. Но понимал, что даже думать об этом бесполезно. Ничего не изменится до тех пор, пока он не достигнет цели. И все равно он не переставал об этом думать. Он не мог избавиться от чувства, что должен сделать что–то еще.

С налитыми свинцом ногами и блуждающими мыслями он поднимался сквозь туманный мрак, прокладывая путь по узкой петляющей тропе, ныряя под лианы и проскальзывая мимо кустов ежевики и опираясь для опоры на свой посох. То, что он сжимал темный жезл с вырезанными на гнем рунами, помогло ему сосредоточиться, принесло ему уверенности, что он все–таки кое–чего добился в разгар всех своих неудач. Сколько было потеряно жизней, сколько надежд сдуло ветром, как сухие листья, и почти во всем этом он винил себя. Он должен был лучше стараться, не переставал он твердить себе, хотя не мог придумать, что еще он мог сделать или что именно мог изменить. Задним числом все можно было сделать по другому, однако подобные варианты были обманчивы, поскольку они просеялись через фильтр времени и рассудка. Ничто не бывает так легко, как кажется потом. Все делалось на ощупь, в растерянности, с бьющими через край эмоциями. Это потом казалось, что все можно было сделать иначе.