Дмитрий Емец - Шныр. Седло для дракона

В тот день, когда Родион к нему приехал, Макарыч с утра шесть часов просидел в очереди в поликлинике, высиживая внучке подпись психиатра на справку в первый класс. И радовался, что высидел. Да и в самой очереди улыбался не пойми чему, хотя все вокруг шипели, ссорились и проклинали электронные талончики, по которым никто не проходил, потому что постоянно возникали форс-мажорные обстоятельства.

Об очереди и справке Макарыч упомянул мельком, объясняя, почему не приготовил обещанный недоуздок. Остальное Родион достроил сам. Бывают состояния, когда люди становятся друг другу абсолютно прозрачны, видны и ясны, словно каждый из них – рисунок на стекле.

Философия жизни у Макарыча была простая, но прочная. Даст Бог много сил – буду работать много. Даст мало – буду работать сколько смогу. Пойдет дождь – намокну. Выглянет солнце – обсохну. Но все равно буду радоваться, даже если завтра меня должны казнить. А все остальное трын-трава.

Неведомая радость Макарыча как-то непонятно передалась Родиону, и его недовольство жизнью, его жалость к себе, его задавленная жажда удовольствий на время отступили. И вот поэтому Родион был сейчас почти добрый и даже известие о похищении Афанасия воспринял спокойно, без желания все крушить.

В сложную маскировку с ползаньем по траве Ул с Родионом играть не стали, а затесались в опоздавшую кучку знакомых вендов. Венды тесной группой бежали по аллее.

– Чего такие мокрые? От метро, что ли? – спросил у них Родион.

– После тренировки решили поразмяться, – пропыхтел один из вендов.

– А тренировка где?

– Да на «Черкизовской».

Ул хмыкнул. От «Черкизовской» до «Гоморры» было километров двадцать.

– Двадцать два восемьсот! – сказал один из вендов. – Что такое двадцать два восемьсот? Так, чисто жирок согнать!

Приятель дал ему пинка, чтобы он поменьше болтал, побольше бегал, и венд помчался догонять группу, к которой теперь присоединились и Ул с Родионом.

Не задерживаясь на парковке, они сразу свернули туда, откуда уже доносился нетерпеливый гул толпы. Четверо берсерков, стоявших на аллее и проверявших приглашения, преградили им дорогу. Один поигрывал алебардой, другой – шестопером, у двоих были стандартные легкие топорики. Первый же из вендов, приостановившись, выбросил вперед руку. На том самом месте, где у Кузепыча было вытатуировано «КУЛАК», у венда синело слово «БИЛЕТ».

Берсерки расступились, вместе с группой пропустив и Ула с Родионом. Площадки для боев были устроены прямо между деревьями. Одна – для групповых боев, другая – стандартный боксерский ринг. Вокруг площадок в большом количестве были расставлены легкие походные креслица. Никаких иных удобств для зрителей не предусматривалось.

– Напрасно они стулья складные поставили! Ими драться хорошо! – сказал Ул.

– Этими-то? – презрительно отозвался Родион. – Да от такого стульчика никто и не покачнется! Пустотелые трубки и пластик. А вот от того кресла – да!

И он показал на огромное деревянное кресло с высокой спинкой, приготовленное для кого-то из начальства. Кресло было такого веса, что несший его берсерк через каждые два-три шага ставил его передними ножками на землю и отдыхал.

– Таким креслом нужно впятером драться, – сказал Ул, и на этом теоретическая часть беседы завершилась.

Незадолго до одиннадцати прибыл Гай, а с ним Тилль, Белдо и Долбушин. Их появление не осталось незамеченным. Задиристые пнуйцы мрачно смотрели на шествующих мимо них ведьмарей. У многих так и чесались кулаки, как, впрочем, чесались и арбалеты у берсерков охраны Гая, так что все ограничилось взглядами и демонстрацией отношения.

Проигнорировав парадное кресло, Гай опустился на складной стул рядом с Тиллем и Долбушиным и подал судье знак начинать. Судья – бодрый, круглый, с лицом, точно составленным из двух котлет и огурца (огурцом был нос, а котлетами щеки), – выкатился на ринг и закричал в рупор:

– Внимание! Начинаем состязание, известное как бои вендов! Цель боев – выявление сильнейших в групповых боях и боях один на один. Согласно правилам, победитель остается на ринге и ждет, не бросит ли ему вызов кто-нибудь еще. Использование топоров, кинжалов, шнепперов, предметов с двушки запрещено, однако допускается применение несложной магии.

Проорав все это без надежды быть услышанным, поскольку шум стоял страшный, судья махнул рукой, показывая на площадку для групповых боев, где уже выстраивалась шестерка берсерков. Против нее встала шестерка пнуйцев. Мощные берсерки надеялись на легкую победу, однако жестоко ошиблись. Один на один они, конечно, раскатали бы пнуйцев, но группа – дело другое. Более привычные к групповому бою, пнуйцы не сражались сразу со всеми, а всей толпой выбирали себе одну жертву. Двое повисали на ней, сковывая движения и лишая возможности сопротивляться, а остальные, пуская в ход ноги и кулаки, довершали начатое. К моменту, как берсерки попытались сорганизоваться, они уже потеряли троих. Вскоре и последний берсерк рухнул, и пнуйцы перебросали бесчувственные тела через канаты.

– Победили? Ну и молодцы! А мы против них четверочку выставим! Пусть у них даже перевес будет! – сказал Гай и выпустил против пнуйцев одну из сводных четверок.

Четверка состояла из двух топорников, рыхлой дамы в ярком шарфике и странной личности из форта Долбушина. Личность носила шапку двойной вязки и перчатки без пальцев. Это был знаменитый Ромчик по прозвищу Десять Процентов. Дар его заключался в том, что он материализовал проценты с небольшой суммы и, превращая их в мелочь, атаковал врага.

Применяя обычную свою тактику, пнуйцы ринулись было в атаку, однако дама, махнув шарфиком, сковала двоих первых льдом. Еще двоих долбушинец смел потоком тяжелых царских пятаков, летевших со скоростью картечи. С оставшимися пнуйцами без труда разобрались уже берсерки. Венды команду в этом виде состязаний не выставили, и, некоторое время прождав вызова, сводная четверка была объявлена победившей в групповых боях.

Теперь все внимание зрителей переключилось на ринг. Возле ринга стоял большой ларец красного дерева. Возле него, выказывая твердое намерение защищать его содержимое, стояли два берсерка с бердышами и два венда. В ларец каждый из бойцов, желающих сразиться, опускал свой заклад. После окончания всех боев победитель – а им мог быть только один! – получал все.

Берсерки обычно бросали пачки денег, поскольку псиос как средство обмена вендам не подходил. Боевые маги опускали артефакты различной ценности. Венды – золотые цепи, перстни или, нередко, тоже деньги.

На глазах у Родиона в ларец опустили коробочку с двумя прозрачными жемчужинами, ценность которых была тут же освидетельствована ювелиром из долбушинского форта. На ринг выбрался тощий человек в бусах и огромной, на все лицо, марлевой повязке, оставлявшей открытыми только глаза. Марлевая повязка была пропитана чем-то темным и сильно пахнущим. Мужчина стоял на ринге и кашлял, придерживаясь за канаты.