Михаил Боровых - Солнце и сталь (СИ)

Со слепым упорством обреченного Конрад продолжал идти. Он сильно сбил ноги в чужих башмаках, но больше его беспокоили вылезшие откуда-то из подсознания страхи. Ему казалось, будто бы за ним идет мертвец, которого он разул. Это было древнее поверье, простая страшная сказка, которую рассказывали у тысяч и тысяч костров, рассказывали со смехом и шутками, которые должны были замаскировать страх.

Люди - дети Солнца и ночь страшит их.

Даже самых сильных, таких как Конрад.

От ран, перегретой на солнце головы и жажды у Конрада начиналась лихорадка. Ноги его еще слушались, но в голове царил сумбур. Он то и дело терял направление, возвращался, находил свои же следы. Конрад пробовал молиться, но молитвы путались, вопреки обычному не помогали привести мысли в порядок, а сливались в тарабарщину, в которой было уже что-то зловещее. Несколько раз он перепутал тексты "К Солнцу" и "Откровения Всеотца", сплетя их в какую-то жуткую единую веру.

Не помогали молитвы, и Конрад стал вспоминать дом, родные земли, товарищей по детским играм. Но яд Пустоши прокрадывался и в эти воспоминания, у его отца выросла волчья голова, из подземелий Нижнего Мира вместо убитых им многоногих тварей лезли иаджудж.

Конрад понимал, что бредит. Болезнь и Пустошь вызывали эти галлюцинации.

Но он продолжал идти. Вперед и вперед. Конрад уже не думал о том, что за фигура смутно виднеется вдали, передвигаясь странной, ковыляющей походкой, будто у идущего были ранены обе ноги.

Если утро застигнет его на равнине, ему конец. В горах есть хоть какая-то надежда выжить. У подножий гор обычно бьют ключи. С гор текут реки.

Конрад чувствовал вкус чистой, прохладной воды. Жажда сводила с ума. Он упрямо шел вперед. сначала Конрад еще ориентировался по звездам. Потом разум его начал мутиться, он перепутал все созвездия, все координаты.

Живот начали скручивать болезненные судороги. Тухлая вода - понял Конрад.

Но у него не будет времени истечь кровью из кишок. Раньше сердце встанет, не в силах перекачивать загустевшую от жажды кровь.

Вода. Вода. Вода.

Конрад готов был убить за кружку воды. Он убил бы любого за хорошую кружку чистой воды. Только не Эсме. И Эсме тоже. Он убил бы Эсме и напился ее крови.

Конрад ударил себя по лицу, приводя в сознание.

Всего-то день в пустыне, а ты уже готов пить человеческую кровь! - выбранил он сам себя. Ты не Железный Рыцарь, ты Рыцарь из свиного навоза, будь ты проклят! Соберись! - приказывал он сам себе. На некоторое время разум брал верх над лихорадкой. Потом бред накатывал снова.

Он обнаружил себя сидящим на земле и пробующим жевать тонкие стебли сухой, жесткой травы.

И вновь едкой насмешкой пришпорив свое распадающееся сознание и истощенное тело, Конрад встал и пошел вперед.

Быть может я иду в направлении противоположном нужному. А быть может, у этих гор нет никаких источников воды.

Фигура во тьме становилась все ближе.

Даннаец протер глаза. Глаза были сухи, и это причинило боль.

Эта тень не была его видением.

Конрад пригрозил неведомому преследователю копьем. Тот никак не среагировал.

Конрад де Фер был не из тех, кто привык сдаваться, но это испытание было слишком сильным даже для него. Часть разума Конрада уже готова была сдаться. Но какой-то безумный полководец, засевший в глубине сознания, гнал и гнал вперед.

Конрад был слишком не в себе, что бы сразу почувствовать приближающиеся перемены. Он не обратил внимания на внезапно притихшую пустыню. От его тонущего в пучине бреда разума ускользнула перемена в воздухе. Теплый налетевший ветер ничего не сказал ему. И лишь когда небо прорезала первая молния, Даннаец понял, что спасение близко.

Дождь!

Когда на каменистую почву упали первые капли, он принялся благодарить полдюжины богов на дюжине языков. Когда эти капли обратились в полновесные струи, Конрад повалился на колени и стал жадно пить из стремительно набегавшего ручейка. Вода была воистину животворящей. Конрад пил, его рвало, он снова пил, но потом ему все же удалось насытиться, удалось наполнить тело живительной влагой. Он промок до нитки. Вода сняла жар.

Конрад пришел в себя и как раз вовремя.

Благодатный дождь очень скоро превратился в бурю. Ветер завывал все сильнее, бросая в лицо воду, из ласковой, теплой, ставшей холодной и жесткой.

Теперь вода уже не ласкала иссушенное тело, она била бичами, она хлестала по лицу, по обнаженным рукам, она пронимала холодом до костей. Ветер валил с ног и гнал на Конрада вихри из воды, грязи и града. Град был столь крупным, что Конраду пришлось прикрывать голову щитом. Молнии ежесекундно раздирали небо. Эта пляска стихий происходила не в заоблачной выси, то и дело небесные копья вонзались в землю, с жутким грохотом и запахом разреженного воздуха. Мимо Конрада, буквально в нескольких футах от него, проплыл огненный шар живой молнии.

Очередной порыв ветра был столь силен, что сбил Конрада с ног.

Даннаец, ругаясь и сплевывая забившуюся в рот жидкую грязь, поднялся.

Его преследователь был совсем недалеко. Конрад во вспышках молний так и не мог различить, что он из себя представляет, но страх сжал сердце ледяным обручем.

Несколько раз в отдалении проносились какие-то огромные твари, не похожие ни на что, виденное им раньше.

Это были не то лошади, не то хищные звери, размером с лошадей, тощие и длинноногие. Они гнали кого-то, кого Конрад не различил среди бури.

Впереди виднелось большое развесистое дерево. Как такой гигант смог выжить среди пустыни Конрада сейчас не интересовало. Дерево казалось надежным прибежищем от грозы, которая временами перерастала в настоящий шторм.

Воды становилось все больше.

Стремительно возникавшие то там, то здесь ручейки и реки катились по каменистой почве, в любой ложбине собираясь в большие, сильные потоки, которые приходилось преодолевать вброд по пояс.

Подумать только, еще два часа назад он умирал от жажды, а теперь может утонуть.

Утонуть посреди Пустоши! Какая ирония...

Конрад брел вперед.

Жалкие три сотни футов были испытанием для измученного рыцаря.

Когда, наконец, его руки коснулись грубой коры дерева, Конрад мысленно возблагодарил Солнце за явленное милосердие.

Здесь тоже было сыро, вода скопилась у исполинских корней в небольшие озерца, но Конрад лез все выше, пока на высоте примерно пяти футов от земли не нашел убежище под огромной ветвью, которая нависала сверху, подобно арке моста.

Ветер хотя и выл бессильно, был неспособен поколебать многовекового великана. Конрад находился будто бы в крошечной нише, образованной наростами и искривлениями.

Он прислонился спиной к стволу дерева-великана и позволил себе на несколько мгновений расслабиться.