Ольга Зима - Тёмное пламя

— Три, — покорно соглашается Бранн, глядя на загнутые пальцы. Что именно они подчеркивают и доказывают, остается для неблагого загадкой.

— Это конец, — тон у Мэя весьма трагический, всё лицо выражает скорбь и муку.

— Нет-нет, до конца еще два… — Бранн в непонимании вскидывается, приподнимает поднос, вытягивая указательные пальцы в сторону руки благого.

Неблагому не нравится тон, он пытается Мэя утешить. Ну, на свой лад.

На что Мэй вздыхает невероятно надрывно, будто успевая произнести часть какого-то слова, начинающегося с «не», а потом резко себя обрывая. Неразборчивое кряхтение и кашель, переходящий в стон, стоит офицеру встретиться глазами с озабоченным теперь уже Мэевым самочувствием неблагим.

Офицер закрывает лицо руками, вздыхает, медленно выдыхает, отнимает руки от лица, упирает одну руку в поясницу, с трудом отводя её от эфеса меча, пальцы впиваются в ремень до побеления суставов:

— Я трижды! Трижды терял тебя за сегодняшний день! — указательный палец обличительно показывает в грудь Бранна. — По старым традициям, за подобное королевский волк должен был броситься на меч, как не выполнивший высочайший приказ!

Ворона аж вскидывает голову, ветер просто воет в его голове, пытаясь переуложить картину мира с учетом новых обстоятельств. Я вижу, как возникает новый пункт на изучение — ознакомиться с порядками Дома Волка по самым новым сводам, найти упоминания о писаных и неписанных законах благих, выяснить, что из сказанного Деем означало особенный высочайший приказ, как сделать так, чтобы Мэй не только не бросился на меч, но чтобы его не казнили…

То, что офицер Гволкхмэй должен ходить за ним хвостом, никак не укладывается в неблагой голове.

Да, я тоже виноват, Бранн. Мне тоже не пришло в голову, что офицер Мэй так о тебе обеспокоится. И что хождение по Черному замку может быть так для тебя опасно. Но Бранн не слышит.

И оттого, насколько серьезно Бранн относится к казням, обращаясь к ним в памяти, я понимаю: Неблагой двор почитает свободу, но жестоко карает тех, кто смеет попирать её законы. В воспоминаниях Вороны рисуется целая череда казней, обыденных, совершенных стражниками на месте — и поэтому более страшных.

— Нет, не надо на меч, — очень серьезно просит Бранн, в волнении подаваясь вперед и слегка тесня растерявшегося Мэя.

Впрочем, как бы то ни было, а наш Мэй — боевой офицер. Его гарнизон, когда волк служил на границе с фоморами, был одним из лучших, и хотя терпел иногда поражения, чаще возвращался с победой, не раз благой волк вырывался из окружения и выводил своих солдат. Так что неудивительно, что и тут он быстро берет себя в руки.

И Мэю окончательно надоело чувствовать себя глупо.

Офицер Мэй вырывает из рук Бранна поднос, словно меч, и ставит его на ближайший столик, словно решив-таки вытрясти из Бранна душу.

В выдержке служивому волку, однако, тоже не откажешь, он скалится, пытаясь вернуться в русло шутки:

— Ну вот и как тебя понять, неблагой! На меч не надо, чтобы ты без ножа зарезал?! — чувства тут звучат, впрочем, самые настоящие.

— Я? — оглядывается Бранн, хмурится в непонимании, про Мэя и не думает. — Кого?

Меж тем, мне блазнится некая подозрительность в его тоне: Бранн волнуется о пропаже друидов.

— Что, сегодня никого?.. — показательно удивляется Мэй, всплескивает руками, закатывает глаза, всем видом выражая мысль, что день для неблагого благого может считаться зряшным.

И вот в его позерстве я отчетливо чувствую опаску. Офицер Мэй испытывает изрядное облегчение оттого, что неподражаемая Ворона никого по пути не извела.

— Я только… — опасливо поглядывает по сторонам наш неблагой, вспоминая краткое, но насыщенное приключение с друидами. Вздыхает печально.

Мэй косится, снова подобравшись в напряжении, на него накатывает жуть — если он, офицер Мэй, не уследил за опасным со всех сторон неблагим, то на меч его бросаться, конечно, не попросят, но по головке точно не погладят. Хорошенечко так не погладят, возможно, раскаленным прутом, не говоря уже о потере репутации. И неизвестно, что для Мэя больнее.

— Я только проводил, — Бранн дергает ушком, покаянно глядя на Мэя. — И отпустил.

— Ну, — облегченно выдыхает благой. — Это не запрещено.

Офицер немного расслабляется, его осанка становится не столь напряженно-безупречной, рука на поясе больше не цепляется за ремень, а лежит свободно. Благой волк распускает шнуровку дублета, придавая себе неофициальный вид.

Обидно, конечно, но несмертельно.

Бранн осторожно поднимает в улыбке уголки длинных губ. Видимо, думает, что офицер Гволкхмэй тоже не любит друидов. И это так, только офицер Мэй не знает, какие неблагие значения могут иметь два столь простых слова, как «проводил» и «отпустил».

— Давай договоримся: я сейчас провожу тебя до э… покоев!

Благой потирает лоб, устало моргает, прикидывая план и способы заставить неблагого поступать более порядочным образом, хотя даже для выбранного Бранном чердака нет точного благого определения.

— А завтра, — договаривает Мэй, уже подхватив неблагого под ручку и развернув от покоев Дея обратно, — пообещай мне, что выйдешь через дверь! Я буду ждать тебя возле двери! Понимаешь это слово?

Настает очередь Бранна выглядеть растерянным, он несколько раз оборачивается на оставленный поднос, порывается вернуться, от Дея он все дальше и дальше! Но офицер держит крепко, на слабые рывки Бранна не реагирует, и его голос пресекает саму возможность возражений.

Наша неблагая Ворона, впрочем, не была бы нашей неблагой Вороной, если бы не вышла на потолке. Как обычно.

Как всегда.

Возражений и нет. Если преграду нельзя проломить, ее можно обойти. Перепрыгнуть. Или перелететь.

— Да-да-да, — не один раз повторяет Бранн себе под нос.

Шкодливые феи витают в изумрудных глазах весьма вольно, чего, на свое несчастье, не замечает Мэй, а сам неблагой весь в заклинаниях, схемах, каскадах и щитах.

И дело тут не в том, что неблагой против порядка. Дело в том, что заставлять Бранна — невозможно. Заставить Бранна что-то сделать против воли не удавалось даже Джокам в четыре руки и церемониймейстеру в две когтистых. Мэю до них далеко, при всей к нему симпатии Бранна.

— Что означает твое «да», королевский волк Бранн, если ты все всегда делаешь по-своему? — сердится Мэй, получив тот же ответ на вопрос о погоде.

— Да, — отвечает Бранн, и, глядя в перекошенное лицо ответственного офицера Мэя, добавляет: — Да-да, я тебя слушаю, Г-волк-х-мэй! И обещаю завтра выйти через дверь!

Ох, офицер Мэй, как много нюансов в этом утверждении. Так же, как и дверей в Доме Волка!

Мэю бы задуматься, повременить, но офицер успокаивается: общеизвестно, что маги не нарушают данное слово. И слово озвученное значит для них больше, чем для прочих ши.