Ольга Зима - Тёмное пламя

— Флинн! — голова дружелюбно вскидывается, лесовик не вырывается из хватки Бранна, довольно крепко удерживающего его за плечи. — Меня зовут Флинн!

— А меня — Бранн, — Ворона щурится и улыбается, кончики пальцев покалывает, словно они отходят от онемения. — И ты не представляешь, Флинн, какое у тебя легкое имя!

— И я — наследный принц, — говорит лесовик, опуская глаза. С таким напряженным вниманием разглядывает лоскутный рукав, как будто там написаны ответы на все вопросы.

— Я тоже, — отвечает Бранн, внимательно приглядываясь к очевидной печали Флинна. Отстраняется, и это похоже на потерю опоры, Ворона спешит отойти к своему креслу, чтобы присесть. — Был когда-то. Я отдал свой титул сестре.

— А это можно? — радостно вскидываются карие глаза с зелеными проблесками.

Хорошо, Бранн, ты выиграл, они с Финтаном разнятся больше, чем кажется.

— Я могу посмотреть в Слове и в Законах Благого Двора. Ты же знаешь, я из неблагих, многие ваши правила для меня все еще непонятны и дики, — бормочет, не замечая меня, Бранн, растирая ладонью лоб. — А почему тебе так не терпится избавиться от титула, Флинн, второй принц Дома Леса?

О, ну конечно же! Бранн изучил родословные всех королевских семей! Дом Леса настолько пристально, что заметил даже Советник! И наш неблагой понял, кто перед ним. Просто не стал смущать этого… ребенка трехсот лет от роду. Где он рос? Ах да, в лесу. Его не представляли Благому Двору.

Если бы я этого не знал, сейчас точно бы понял: стоит повиснуть паузе, Флинн напрягается, будто боится, что разговор прервется. А судя по нескольким дням преследования, его несостоявшейся попытке завязать разговор с офицером и страстному дерганию фибулы — начать беседу для него что-то почти невозможное.

Спокойная Ворона, правда, выглядит неопасно, вздыхает поотчетливее, намекая, что не забыл о собеседнике, улыбается, но щурится не от этого, а от странной вспышки боли, пробежавшей над глазами.

Бранн! Бранн! Да обрати же внимание!

Но нет! Конечно! Не слушай меня и ты! Лесовик жил триста лет на отшибе, его одна-единственная пауза в разговоре не убьет!

— И почему? — тем не менее наш неблагой напоминает о своем вопросе, его интерес кажется таким же академическим, как и всегда.

Что, видимо, успокаивает Флинна и придает сил.

— Может, тогда меня оставят в покое, — тихо и грустно говорит Флинн, оставляя в покое фибулу, опуская голову и вычерчивая носком сапога какие-то узоры на полу. — И не придется запасаться противоядием.

Ох, кажется мне, это изрядно улучшенная копия Финтана. Очень-очень изрядно!

Разговоры о противоядиях тоже заставляют всколыхнуться что-то в памяти Бранна, но он намеренно задвигает это подальше, сосредотачиваясь, что становится отчего-то все более сложно, на собеседнике. Книга в руках Флинна раскрыта на той же странице, руки придерживают том бережно, но пустой взгляд обращен не на строки, а исключительно внутрь себя.

И, похоже, успокаивать кого бы то ни было у Бранна талант, который подстегивает развиваться естественная потребность улаживать и утишать переживания. Не могу разобрать: это последствие работы в библиотеке?

Но Бранну не до меня и моих вопросов. Ворона мысленно перебирает темы, массируя высокий лоб, хмыкает и останавливается на чем-то.

— Это ты бросал в меня снежок? — не обвиняет, но уточняет для чистоты знания Бранн. — Там тоже были искры.

— Прости! Я ведь… — сначала извиняется и лишь потом задумывается, удивленно оглядывая его Флинн. Азартно выкрикивает, почти уличая. — Я бросал в птицу!

Ёрзает и подскакивает на месте! Фуф! Мальчишки!

Впрочем и пыльные узоры на полу тоже забыты, все внимание обращается к разговору и собеседнику.

Ворона хмыкает, не отрицая и не оправдываясь. И не подтверждая — тоже! Но Флинну хватает и этого, чтобы рассказать, поговорить, продлить общение еще на реплику. Лесовик воодушевлен и прямо-таки окрылен.

Странная реакция на обмен мнениями, право слово.

— Я не первый раз видел снег, но первый раз за месяц рядом не было никого, ну знаешь, там, присматривающего! Ни отца! Ни его советников! Ни ярлов прочих Домов, составляющих Дом Леса! — Флинн даже подается вперед, съезжая на самый краешек дивана, так ему не терпится рассказать, слова летят сплошным потоком. — И первый раз выбрался из леса, того, дальнего леса, который наши владения и который был моим приютом триста лет, и откуда я не выезжал ни разу за эти триста лет!

Лесовик приостанавливается, чтобы просто перевести дух, дыхание захватывает, но взгляд прикован к Бранну неотрывно. Пусть наш неблагой выглядит обычно спокойным, но смотрит в ответ живо, слегка улыбается и кивает.

— Отец считает меня не слишком… — Флинн трет щеку с родимым пятном, — умным. Не слишком умным, да, я задаю очень много вопросов, которые кажутся нелепыми. Ну вот послал меня в ту ночь на огонь посмотреть, велел страже позадавать вопросы, раз я их так люблю, вопросы эти! Уточнить, должны же выбрать были Лес, там точно горит серебряное пламя? — Флинн изумленно приподнимает брови, да, формулировки лорда Фордгалла слишком далеки для понимания его второго сына. — Я так и сказал! — рука выразительно вытягивается ладонью вверх по направлению к Бранну. — Я так и сказал стражникам на вопрос о цели визита: «выяснить, какое горит пламя и как на это смотрит стража». Вернулся, доложил: «горит серебряное, стража смотрит хорошо». А отец недоволен, хоть стража Дома Волка меня даже проводила.

Флинн потрясает свободной рукой, второй придерживая на коленях книгу, к которой не спешит обращаться. Кажется, книг он в своей жизни прочитал достаточно и может отложить знакомство даже с самой интересной, когда у него есть настоящий живой собеседник.

Ну, насколько может быть живым собеседником Ворона.

Бранн смотрит на лесного отстраненно, но на самом деле оценивающе, а я не знаю, кто из них более странен. Потому что Флинну нравится, как на него смотрит Бранн.

— И я тебя давно видел! А еще недавно! В трапезной, — вспоминает и тут же хмурится Флинн. — Нечестно это было! А ты сразу догадался, да? Я мало с кем говорил, кроме родни, и пока собирался с мыслями… Но я сказал потом! — срывается с места, отбрасывая книгу на диван, и сжимает кулаки. — Я сказал отцу! Там, внизу, когда все начали кричать, что это все волки не знают понятия гостеприимства. Я сказал!

— Флинн, Флинн! Не горячись, — отвечает Бранн, поднимая руки и удобнее усаживаясь в кресле. — Я понял, да и офицер Г-вол-к-х-мэй обмолвился…

Как по заказу, дверь в библиотеку распахивается — и на пороге виднеется сердитый Мэй. Флинн ошарашено оглядывается, замечая за спиной волка еще несколько воинов, но собирается поднять капюшон. Встречается взглядом с недовольным Мэем и понимает, что опоздал, руки бессильно опускаются.