Ольга Зима - Тёмное пламя

А ещё я не понимаю, что хочет сделать наш неблагой. Во всем городе сейчас не сыскать открытой двери или незамкнутых ставен!

Бранн снова клекочет, змей ускоряется, полыхая пламенем на разной высоте, начиная с самой высоко поднятой головы, не давая нашему неблагому остаться на прежнем пути и набрать скорость. Орел опять уходит спиралью, но на сей раз возвышающейся, не давая подпалить свой хвост, закладывает круг около змея, легко ускользая от воздушной волны его крыльев, давая тебе рассмотреть вытянутое тело, длинное и узкое. Оно продолжается семью долгими шеями, широко расходящимися от основания. Плечи Семиглавого непропорционально широки, чтобы уместить все головы, а сужающаяся туша переходит в хвост почти незаметно. На конце хвоста — шипастые гребни, торчащие во все стороны.

Да, мой волк, «достойный противник» — неплохое выражение для того, чтобы обрисовать ситуацию. Я бы даже сказал, «достойный старых богов противник»!

Но нет, конечно, зачем меня слушать, всего-то мудрый и старый ящер. Вы явно рветесь в старые боги, вот что я тебе еще скажу, пока ты меня не слушаешь, мой Дей.

Чешуя на шкуре змея топорщится, это замедляет его скорость, зато позволяет цепляться за воздух, проворачивая самые разные маневры. Вот теперь он пытается развернуться на месте, чтобы опять выдохнуть пламя, но летящий почти под струи Бранн теперь уходит не в стороны или вверх, а вниз, под брюхо змея.

Семиглавый и с этой стороны замкнут в сплошной покров твердой чешуи. Непонятно, как можно его победить, разве что Бранн вычитал в своей библиотеке что-то действительно полезное. Задние и передние лапы загребают когтями воздух, пытаясь если не сцапать вас, то нарушить воздушные потоки. Бранн, однако, опять хитрее, ему удается, отклоняясь то на одно, то на другое крыло, пройти между и этих ловушек.

Шипастый хвост, правда, со свистом мелькает почти перед твоим лицом, уходит в замах, наш неблагой только набирает потерянную скорость — и опять летит строго на часовую башню.

Разворачивающийся змей воет шестью головами, седьмая набирает пламени, но Ворона больше не уворачивается.

И я, кажется, понял, что он задумал! Мой Дей! Приготовься! Мы летим прямо на циферблат!

Потому что Бранн хочет его разбить!

Орел с размаху влетает в стекло, пробивая его клювом и когтями, позади кожисто шуршит змей, тревожные искры салюта вспыхивают и гаснут рыжими бликами, освещая стену, но вы успеваете!

Поток пламени проходит дальше, ударяется в противоположную стену, пока вы с Бранном, уже в виде ши, откатившись в сторону, переводите дух.

Наш неблагой морщится, но встает и поднимает на ноги тебя, прислушивается — и если прислушаться вслед за ним, можно уловить писк летучих мышей.

— Он скоро вернется, мыши говорят, облетает вокруг, ищет, нет ли ещё добычи, — это значит, что Бранн не только слышит писк, но и различает слова. Лицо его привычно сосредоточенное, ярость, если она есть, совершенно холодна. — Мне надо разбудить Цветок, а тебе — приготовиться к поединку с Семиглавым.

— Цветок, да? — мой Дей, ты думаешь, сейчас подходящий момент для любопытст… — Это тот самый, который раскинулся на полгорода, по которому мы проходили сегодня бессчетное количество раз и который «нарисовали»? — видимо, думаешь.

Бранн поднимает левую руку и сосредотачивается на осевшем там днем очертании, проговаривает невыразительно:

— Да, это именно он. Если принципиально, не «нарисовали», а «нарисовал», да, тоже я, — мне не нравится это «тоже», мой волк, тебе, я чую, тоже. Ой, прости. — Будить его долго и сложно, с отражением сработало грубое вмешательство через кровь, но тут нужен целый Цветок, весь Цветок, работать следует аккуратно… — вздыхает. — Я вообще не рассчитывал его будить.

Твоя рука на его плече заставляет Бранна вздрогнуть и оторваться от своей ладони.

— Не принципиально, Бранн, однако, интересно, — у тебя очень обаятельная улыбка, мой волк, когда ты улыбаешься искренне. — Обвинять тебя в чем бы то ни было я не собираюсь, но я собираюсь убить вместе с тобой Семиглавого змея, и мне нужны сведения.

Лицо Бранна проясняется, отражая свет твоей улыбки:

— Прости, Дей, я расскажу тебе потом в подробностях: Цветок нарисовал я, зажег его я, и слушается он тоже меня, ну, слушался, то есть — будет слушаться! — брови нашего неблагого решительно сходятся на переносице. — Но это моя работа, а тебе следует знать, что Семиглавый змей уязвим для обычного оружия…

Бранн замолкает и прислушивается, летучие мыши под потолком опять пищат.

— Змей возвращается, — Бранн хмурится еще пуще. — Отойдем дальше, ратуша и башня некоторое время устоят.

В разбитый циферблат снова влетает струя черного пламени, вокруг пляшут искры, сразу несколько голов пытаются просунуться в разлом, но не проходят. Бранн отодвигается, прислонившись к стене спиной, на несколько шагов, кажется, просто из вежливости! Поводит над раскрытой ладонью левой руки кистью правой, не отрываясь, рассказывает:

— Семиглавого змея я изучал еще в детстве, впрочем, более новой информации о нем все равно нет, — предмет изучения в бешенстве таранит наружную стену всеми семью головами по очереди, воет и таранит опять. Бранн спокойно пережидает шум ударов и треск сыпящихся наземь кирпичей. — У Семиглавого есть только одно слабое место: под чешуйкой в основании самой главной и длинношеей головы есть нервный центр, который связывает все головы с телом и между собой.

Змей беснуется снаружи ещё пуще, рисунок на руке Бранна мигает, и Ворона умолкает, проделывая правой рукой какие-то пассы, на линиях телесного цвета, как старые шрамы, опять показывается кровь, хотя её не так много, как в схватке с отражением. Бранн закусывает губу, пережидая очередную серию ударов змея — башня уже трясется — и, видимо, приступ боли.

Вряд ли это приятно или просто, да, мой волк, будить такую махину.

— Проблема только в том, — занудствующий Бранн успевает зажечь Цветок на один лепесток, прежде чем опять прикрывает глаза и сосредотачивается на занудствовании, — что никто не выяснил, какая из голов Семиглавого самая длинная. Это невозможно.

На руке зажигается, опять гаснет, а потом с усилием вновь зажигается еще один лепесток, Бранн проторяет дорогу, связывая крохотный шрам на руке и полноразмерное изображение.

— Но как же? Змей же застывает на день? — хороший вопрос, мой волк!

— Я пробовал, — кто бы сомневался, да. — Я пробовал измерить длину его шей шагами. Но всякий раз, — Ворона повторяет начало каждой фразы, пытаясь подцепить ещё один лепесток, — но всякий раз я терял сознание, стоило подойти к голове.

Крышу трясет, там стучат лапы змея, а летучие мыши, испуганные его присутствием, вылетают, мельтеша черным бураном, во все слуховые окна.