Андрей Голышков - Клинки Керитона

«Нашёлся, бродяга!»

Изогнувшийся вполоборота онталар отбивал устремлённый ему в грудь клинок, а припавший в выпаде на одно колено эретриец пытался пронзить одного из нападавших мечом.

Весь лагерь был наполнен «тенями» — Тэйд насчитал с десяток живых и столько же окровавленных тел тех кто, скорее всего, не встанет уже никогда, даже по окончании действия чемирты.

И тут он увидел Саиму, посохом отводившего удар меча, взъерошенного Вира, застывшего в прыжке, и сухопарого Дуфа за спиной друга.

Предводитель караванщиков стоял на одном колене. Весь в крови, с опущенной головой, он опирался правой рукой на воткнутый в землю обломок меча и держал какую-то горевшую тряпку в левой. Нёт склонился над отцом, пытаясь прикрыть его от нападавших. Две «тени» уже лежали у его ног, в одной расплывавшейся луже крови. Ещё трое разбойников спешили своим на помощь.

Воображение Тэйда рисовало картины одну ужасней другой, в каждой из которых его подсознание отводило Саиме и Дуфу весьма незавидные роли. Уж что-что, а воображение у Тэйда было богатое.

И тут сзади послышались какие-то звуки.

Это было так неожиданно, что Тэйд вздрогнул, отшагнул назад и, зацепившись ногой о корягу, не удержал равновесие и завалился на бок. Он испуганно вскинул голову и сквозь стволы деревьев и молодую поросль, находившуюся в десятке шагов, на небольшой тропке из освещённой Саросом части холма в тёмную увидел их…

Странного вида человек и два его не менее странных спутника стояли у кромки леса в окружении почтительно расступившихся перед ними «теней». Высокий пожилой мужчина, в отличие от остальных нападавших, даже не пытался скрыть свою внешность под капюшоном, лицо его было мужественно и сурово: орлиный нос, острый подбородок, длинные седые волосы, свободно спадавшие на плечи.

Ростом спутники седовласого были гораздо ниже хозяина. Определить их реальный рост точнее не представлялось возможным, потому как они постоянно горбились, отчего становились ещё меньше.

«Какие уроды!».

У них была совершенно белая, полупрозрачная кожа и сальные, кое-где сбившиеся в колтуны, волосёнки. Верхняя часть головы одного была приплюснута слева, по диагонали. У второго был шрам, если вообще можно было назвать шрамом проходившую от переносицы вниз через всё лицо трещину, поглотившую нос и половину верхней разлохматившейся губы.

Тэйд ужаснулся — более страшных созданий он никогда не видел: «Обрубки», как ему показалось, было самым подходившим, применимым к ним словом среди всех, что спонтанно возникали в голове. На этих, с позволения сказать, людях были надеты широкие рунированные ошейники, цепи от которых тянулись к правой руке седовласого.

Но ещё страшнее было то, что «обрубки» находились с Тэйдом в одном временном измерении. Он поймал себя на мысли, что спутники седовласого напоминают ему небольших обезьян, не потому что одеты в лохмотья, грязны и не чёсаны, а потому, как ведут себя, как передвигаются: вразвалочку, на полусогнутых, то и дело касаясь земли кончиками пальцев или упираясь в неё кулаками.

Хозяин же, в отличие от своих диких подопечных, прибывал, что называется, не здесь и не там, похоже было, что завис при переходе, не полностью в «застывшей реальности» Тэйда растворившись.

Левое плечо и рука седовласого дёргались, совершая странные пассы: то плавно двигаясь вперёд, то рывком возвращаясь в исходное положение. Они словно были частью сложнейшей заводной игрушки (творением феаских мастеров, что Тэйд некогда видел в Кодлау на ярмарке), внутри которой что-то поломалось: не то зубчик дииоровой шестерни, не то фиксировавший положение язычок. Пружина же, как ей и было дóлжно, раз за разом тянула руку седовласого обратно.

Его спутники, наоборот, чувствовали себя прекрасно: буравили Тэйда взглядом молочно-белых глаз и, натягивая до предела цепи, рвались вперёд, взрывая под собой землю.

Томительное чувство неотвратимости происходившего и сопровождавшего его страха навалилось на Тэйда.

«Хорбутовы дети!» — мысленно ужаснулся он, отталкиваясь от земли ногами, в попытке отползти от зловещей троицы как можно дальше.

Ему хотелось забиться в угол, стать невидимым, раствориться в темноте, исчезнуть, наконец, банально, провалиться под землю. Сердце его от страха упало на самое дно желудка.

«Кто они? Почему не застыли, как остальные? Они же меня видят! — подумал он сквозь панику, понимая — именно сейчас что-то еле уловимо менялось вокруг него: снова подул ветер, разметав причёску седовласого, ярко вспыхнул костёр, дрожавшее пламя лизнуло темноту. — Будь он неладен, этот Кейнэйский орех! — чудо-зёрнышки уже не казались Тэйду панацеей от всех бед и напастей. — Откуда они вообще взялись? Кто их нам передал? Не надо было быть таким легковерным. А что если всё это подстроено, чтобы заманить меня в лапы этих чудовищ?»

Страшно было и подумать такое. Но не это, как ни странно, беспокоило его сейчас больше всего, а то, что он, кажется, знал, что это за существа…

Мысли перенесли его назад в прошлое, через видения и преследовавшие его во время Всплесков кошмары.

…Его приёмный отец — Маан са Раву — с задумчивым видом сидевший на краю скамьи, и зеленогубая (если бы не изуродованный рот) старуха кану по имени Райза, причёсывавшая растрёпанные, похожие на солому волосы, одетая в серый шерстяной балахон и бубнившая что-то себе под нос. Он, маленький шестилетний мальчик, сидевший в тёмном углу, если в жилище, находившегося внутри огромного дубового ствола, могут быть углы.

Он видел, как Райза подняла голову и кривая улыбка заскользила по её изуродованному лицу, слышал, как она что-то говорила отцу, а тот удручённо кивал в ответ.

— Это трудно объяснить, — Райза покачала головой и повернулась.

На Тэйда уставились выпученные глаза старухи, утонувшие между тяжёлыми веками, скреплёнными с кожей на скулах и бровях золотыми скобами. Рот отсутствовал вовсе — кривая зелёная линия зарубцевавшегося шрама прорезала лицо под носом. Он невольно отпрянул. Старуха же продолжила без видимого смущения:

— Уино наполняет твоё тело точно так же, как кровь наполняет тело обычного человека. Ты будешь всё время испытывать страх и балансировать на грани смерти.

Слова лились, будто из ниоткуда…

…Тэйд каждый раз, когда вспоминал эту картину, а вспоминал он её часто, не мог понять, слышал ли он тогда голос Райзы, или он попросту звучал у него в голове…

Старуха замолчала, а Маан, спустя некоторое время, проговорил тихо:

— Понимаю.

— Ты не понимаешь! — воскликнула Райза, и голос её прокатился по стволу гулким эхом. — Ты не экриал и не можешь этого понять. Ты не поймёшь, даже если побываешь в его шкуре. Этого нельзя понять вот так: осмысливая, сравнивая, предполагая. С этим надо родиться. А потом, при чём здесь, собственно, ты? Это должно быть понятно ему.