Ольга Карелина - Смертники доброй воли

— Надо же, как на одном человеке всё сходится, — протянул Адамас. — Но ты прав. Это было подлостью. И то, что Эдриан тебе сделал. И то, что почти сделал я. Я начал это хорошо видеть… после Нового года. Поэтому очень стараюсь быть полезным.

— У тебя ещё будут шансы проявить себя в большей степени. Раз Рэкс тебе доверяет, я тоже.

Адамас, почувствовав, что вновь краснеет, побыстрее отвернулся от весело разглядывающего его Стиана и вновь стал смотреть на бегущую за окном степь. В списке подлостей, которые он твёрдо сказал себе исправить любой ценой, была ещё одна, к её искуплению он собирался приступить чуть позже, но о ней терасу знать пока не стоило.

Солнце шло к полудню, всё больше накачивая тяжёлой жарой, ощутимой даже здесь, на второй границе Дракона, едва шевелящийся воздух и каменные стены главного здания эмдэшной ставки, — ни от ушедших разбираться на завод гэшээровцев, ни от Лихослава не было никаких вестей, и Эжен начинал беспокоиться. Он не спал с самой ночи, когда начался весь этот кавардак, вынужден был стоять не сгибаясь в навалившейся на их ставку душной даже без солнца атмосфере взаимного недоверия, постоянно норовящего перейти в открытую враждебность, и вполне отдавал себе отчёт в том, что сейчас мог раздувать из мухи слона. Эжену давно не было так страшно — возможно, со смерти родителей и, возможно, именно потому, что, как и тогда, он боялся не за себя, а за кого-то другого — в данном случае Лихослава…

Офицеры заглядывали к нему чуть ли не каждые десять минут, тоже все на нервах, старающиеся и всё равно не способные поверить словам своего Посланника о том, что, как бы что ни повернулось, их никто не посмеет назвать предателями. Хоть бы одна весточка — было бы легче. Хоть что-то дающее ему право действовать, звать на помощь, сражаться, погибать, но только не ждать, прокручивая в голове всевозможные ужасы. Пусть уже возвращаются и обвиняют бывших союзников во всех смертных грехах — Эжен и не надеялся на другой исход. В других ставках, говорят, тоже уже неделю или больше творится чёрт-те что, Посланники знали, на что подписывались.

С дрожью он подумал, что даже известие о смерти Лихослава воспримет сейчас с облегчением — потому что у любой силы есть предел…

Шаткий шаг Эжен услышал, даже стоя у окна, в двух метрах от двери, и рывком обернулся. Дверь открывалась — он подлетел к ней прежде, чем она сделала четверть раствора, и поймал не успевшего схватиться за косяк вдруг ослабевшего Лихослава.

— Тоже форму запачкаешь… — со знакомой подначкой улыбнулся сильвис, пока Эжен поспешно втаскивал его в кабинет и, уложив в кресло, запирал на замок дверь. Левое плечо Лихослава всё было в уже потемневшей крови, медленно сочащейся из пулевой раны чуть ниже ключицы, сам сильвис — бел почти как полотно, но, раз разговаривал, ничего ещё не кончилось.

— Я позову врача, — оценив на глаз ранение, Эжен понял, что не справится сам, вскочил с колен, намереваясь метнуться к двери, но рука Лихослава успела схватить его за рукав, и он замер, оборачиваясь.

— До врача я и сам бы дошёл, — сильвис смотрел на него серьёзно и недобро. — Никто не знает, что я тут. Я сбежал, Эжен. И по пути меня пытались… убить. Так что давай-ка без врача.

Эжен согласно кивнул, отступил к шкафу, где хранилась аптечка, начал разматывать бинты и подбирать инъекторы. Следивший за ним Лихослав хрипло рассмеялся.

— А знаешь, что самое забавное? Заперли меня мои же, когда поняли, что я знаю их грязные секреты. А застрелить почему-то пытался эмдэшник…

Эжен, как раз приступивший к разрезанию ткани на его плече, замер на секунду, потом, сощурив глаза, напоминавшие цветом синий лёд, сосредоточенно продолжил. Лихослав, наблюдавший за ним с усмешкой, хмыкнул.

— А Беккер когда-то правильно изобразил тебя айсбергом, который молча топит ледокол… Тебе вообще по фигу, да?

— А тебя встопорщенным соколом, — огрызнулся артау, — запутавшимся в собственных крыльях. Для тяжелораненого ты слишком много болтаешь!

— Да потому что мне до последней жилки страшно, Эжен. Я боюсь, что замолчу — и всё…

Эжен, вздрогнувший от его глухого, напряжённого голоса, ободрительно улыбнулся, быстро, но с чувством поцеловал в покрытый испариной и слипшимися русыми волосами висок и, уже не отвлекаясь, занялся раной. Лихослав, сцепив зубы, наконец замолчал. Когда на его плечо легла последняя лента бинта, артау отодвинул под кресло распотрошённую аптечку, положил голову сильвису на колени и, глядя снизу вверх, максимально спокойно спросил:

— А можно теперь подробнее? Пока действует анальгетик…

— Я и так могу! — Лихослав попытался сделать широкий жест, зашипел от боли, прорвавшейся через анестезию, и поумерил пыл. — Меня отослали, но я подслушал. Они советовались, как выпутаться. Как так обвинить твоих, чтобы на них не подумали. Всю эту историю про встречу Тэссеруа с агентами Азата они придумали. На самом деле это была стандартная встреча торговцев с охранниками для обмена деньгами. И из ниоткуда появились аркановцы, которые всех и перестреляли. Оставили… одного убитым и… сбежали…

Эжен услышал, как он задыхается, и сжал его целую руку, призывая к молчанию. Посеревший Лихослав слабо кивнул, и артау сам продолжил:

— Значит, и у нас диверсия. Кто-то об их незаконном бизнесе узнал и решил всех стравить. Конечно, они не признаются. И конечно, никто и в бреду не помыслит, что генштабовцы — не эмдэшники — связались с криминалом здесь, в стратегически важном месте. Я сообщу нашему куратору. Пусть они решают.

— А они… поверят? — выдохнул сильвис, и Эжен улыбнулся.

— Конечно, поверят. Кому им ещё верить, как не нам?

Лихослав опять кивнул. Артау извлёк из кармана сотовый и набрал номер Рафаэля. Хиддр отозвался сразу же, следующие две минуты Посланник излагал ему произошедшее во всех возможных подробностях, со всеми своими догадками и тревогами.

— Комиссия с нашей стороны уже едет, — сказал Рафаэль после короткой паузы. — Лихослава пока никому не показывай. Управление на тебе, Эжен, справишься?

— Я, может, всю жизнь об этом мечтал! — с вызовом усмехнулся артау.

— В следующий раз мечтай о чём попроще, а то тоже исполнится, не дай небо. Мои люди всё будут знать о вас, МД мы пока не скажем…

— Я им верю, господин советник!

— Я твоим — тоже. А вот чужим не совсем. Продержись ещё часок.

— Понял, до связи.

Стоило убрать телефон, как в дверь забарабанили.

— Эжен! — раздался из-за неё взволнованный голос одного из офицеров. — Часть уехавших вернулась. Хотят нас линчевать!

— Иду, Могон, — Эжен в последний раз успокоительно сжал ладонь Лихослава, смотрящего на него с болезненной неподвижностью и страхом, и встал. Кто бы мог подумать, что от его умения держать лицо перед целой группой озлобленных взрослых, вытренированного ещё во времена бродяжничества в десять лет, когда-то будет зависеть куда больше одной жизни.