Тимофей Печёрин - Замок одержимого

Заметил — да и сбежал с вала прочь, забрался по приставной лестнице на чердак чьего-то дома, где и схоронился. До самого рассвета.

Выбор убежища, кстати, оказался верным еще и потому, что позволил Освальду несколько отдалиться от отравленной Скверной земли. А значит, пересидеть остаток ночи относительно спокойно. Голоса, искушавшие его да нашептывавшие совершить что-нибудь гадкое, грязное и греховное, на чердаке почти и не слышались.

Но хуже всего из их четверки пришлось, как ни странно, Сиградду. Могучий телом северянин оказался слаб духом. Сразу поддался, едва щупальца Скверны дотянулись до Веллесдорфа.

Сперва перед глазами Сиградда помутнело, видение окружающего мира расплылось на миг. Затем северянин увидел, что вместо одного из крестьян, защищавших родную деревню, рядом с ним стоит… Лута. Повернула к нему лицо — такое милое, такое знакомое. Смотрит, да усмехается… недобро, злорадно.

— Слюнтяй и жалкий неудачник, — заявила девушка, в ночь изгнания не осмелившаяся сказать ему на прощанье ни слова, — даже я убила бы чужака, разгуливавшего по нашей земле. А ты не смог. Какой же ты после этого Барс? Заяц ты трусливый и мягкотелый. И с ним я едва не связала свою жизнь!

— Да полноте, милая, — еще один человек повернулся лицом к Сиградду, оказавшись Гауком, сыном Бруни, — предки хранят нас… в том числе и от неудачного выбора. Рано или поздно этот… это существо, недостойное зваться мужчиной, выдало бы себя. И хвала предкам, что произошло это, скорее рано. Иначе не быть бы нам вместе.

С этими словами Гаук подошел к Луте почти вплотную и обнял ее за талию, прижал к себе.

— Вместе? — переспросил Сиградд, стремительно свирепея, чего прежде за собою не замечал, — вы вместе?..

Гаук и Лута в ответ рассмеялись — звонко и дружно… точнее вместе разом, точно по команде.

— …и кто это недостоин зваться мужчиной? — прорычал северянин, — не ты ли не осмелился на поединок… тогда? Защищайся теперь… если сможешь.

С этими словами он вскинул секиру и обрушил ее на голову бывшего сородича. Защититься тот не успел. Да и нечем было — оружия при себе у Гаука почему-то не имелось, но Сиградд не придал тому значения. Он просто рубанул секирой, и давний соперник рухнул наземь. В лужу собственной крови, почти раскроенный надвое.

Затем северянин перевел взгляд на Луту.

От девушки он ожидал разного — хоть рыданий над трупом любимого, хоть праведного гнева и слов проклятия, обращенных к убийце. Но к удивлению своему в глазах Луты Сиградд увидел совсем не подобающую радость.

— Не зря я надеялась, — выдохнула девушка, — ты все-таки сделал это. Показал ему, кто из вас прав — как мужчина мужчине. Отец-Небо радуется, глядя на тебя.

— Похоже, я ошибся, — это окликнул Сиградда голос, знакомый с детства.

Обернувшись на него, сын славного Торда увидел стоявшего неподалеку Гуннульва Железнобородого. Стоявшего и опиравшегося ввиду хромоты на толстую суковатую палку.

— Возможно, ты как раз достоин называться Снежным Барсом, — говорил вождь, чье лицо оставалось суровым, но глаза уже смотрели одобрительно, — достоин больше, чем некоторые из нас. И все же обычай должен быть соблюден. Чужака, ступившего на нашу землю, нужно убить. Убей его — и сможешь вернуться к нам. Твоему клану.

— Чужака? — переспросил растерявшийся от такого предложения Сиградд, — Путника… мастера Бренна?

Вместо ответа Гуннульв ткнул пальцем куда-то в сторону. Посмотрел туда и северянин-изгнанник; посмотрел — и удивился. Он был уверен, что мастер Бренн остался в своем полуразвалившемся жилище. Сам в битве за владения рода Веллесхайм участвовать отказавшись. Однако ж теперь мастер Бренн стоял совсем рядом, в нескольких шагах от Сиградда. Все такой же, как в день их встречи: в дорожном плаще, с посохом.

— Убей его — и возвращайся, — велел вождь, — я знаю, он колдун, но на твоей стороне — духи предков и сам Отец-Небо. Против настоящей силы никакое колдовство не устоит.

— Убей его, — вторила Гуннульву Лута, — и пред всем кланом я признаю тебя своим мужем.

— Убей! Убей! — окликали Сиградда разные голоса. Оборачиваясь на них, он видел соседей и приятелей по еще той, прежней жизни. Которую променял на служение чужаку-колдуну.

— Да-а-а! — поддавшись, наконец, этим призывам, Сиградд заревел. И с секирой наперевес ринулся на мастера Бренна.

Старик едва успел обернуться, когда секира, купленная им для нового союзника и помощника, снесла седобородую голову.

…Что ж, хоть в одном повезло, что Сиградду, что жителям деревни. Коль даже столь могучий воитель, оказавшись под властью Скверны, успел убить всего двух из них.

А уже в следующий миг наваждение прошло. Скверна вновь отступила, втянув щупальца — держать долго Веллесдорф и окрестности ей было не под силу. Во всяком случае, пока. Волна зла откатилась, отпуская и живых, и еще оставшихся на ходу мертвяков. Последние как один повалились на землю. Теперь они были просто трупами. Причем не первой свежести.

Обессиленные, пали в изнеможении и жители Веллесдорфа, и пришлые его защитники. Остатки их сил были напоследок выпиты Скверной. Да, люди остались живы. Но погрузились в сон, как это обычно бывает от усталости.

Разные тогда пришли к ним сны. Но чаще — тревожные, даже жуткие. Сиградду, например, привиделось, что он возвратился в родное селение. И стоит у его ворот… в то время как со всех сторон к частоколу приближаются мертвяки. Их гниющую плоть покрывала изморозь, тощие ноги с облезшей кожей с трудом переступали по снегу. И, тем не менее, мертвяки шли. Медленно, но неуклонно приближаясь к селению.

Сиградд был не один. На защиту общего дома плечом к плечу с ним встали не только все мужчины клана, но даже женщины и дети с камнями и палками. Но сын Торда видел: даже этого недостаточно. Противник, пожаловавший к их воротам, был слишком многочисленным.

Полчища мертвяков обступили частокол. Одни, цепляясь пальцами за малейшие неровности в бревнах, карабкались на них. Некоторые так и повисали, пронзенные острыми верхушками. Но было много и тех, кому повезло, кто сумел преодолеть частокол.

Еще больше мертвяков ринулись в ворота. Воины Барсов, женщины Барсов, дети Барсов как один бросились им навстречу. И защищали ворота, дрались… падая один за другим.

Последним упал сраженный Сиградд — когда уже вокруг него на ногах оставались одни ходячие трупы. А прежде чем окончательно закрыть глаза, Сиградд успел увидеть, как проваливается земля под родным селением. Как оттуда в ревущем пламени и черном дыму вырываются совсем уж жуткие чудовища: многорукие, многоглазые, многоголовые.

И одновременно небо точно раскололось — обрушивая на землю поток… нет, бесконечную вереницу белесых призрачных фигур. Призрачных воинов с мечами и топорами. Это покидали Небесный Чертог духи славных предков. Покидали, чтобы дать бой кошмарным порождениям… Преисподней? Нижнего Мира? Название значения не имело. Вообще ничего не имело, кроме самой битвы. Последней битвы гибнущего мира.