Виталий Башун - Потому, что лень 2

Я вышел с площадки — купол уже сняли — и побрел к себе. Однако прошел всего несколько шагов. На пути стояла Лучисола и смотрела на меня едва сдерживая слезы. Она явно сумела в вихре нашего боя разглядеть практически все и понимала, насколько смертельно опасной была для меня драка. Тем не менее, я не ожидал от нее подобной реакции. Она, на мой взгляд, была настоящим воином и скорее умерла бы, чем проявила слабость перед посторонними. Странно как-то. Причем, непонятно, что ее побудило подойти именно сейчас? За прошедшие три дня бала она ни разу не приближалась ко мне ближе, чем на двадцать метров. Разве что за столом, да и там не стремилась занять кресло рядом. Молча обедала и тихо, тенью, сопровождала меня на прогулках.

В отношениях с Дили и Кирой все оставалось по-прежнему. Они держали дистанцию, обедали за другими столами, от меня подальше, и презрительно отворачивались, если наши пути пересекались. Каждый раз, словно тупым ножом по сердцу. Но как примириться с ними я не имел ни малейшего представления. Мне что же артефактов понаделать, выдать их за настоящие алорские (мошенничество, однако), да и отдать им? Я бы и наделал, если бы знал, как. А моим словам они категорически отказались верить. Что там Кира про любовь говорила? Может быть врут мудрецы, когда говорят: «Любовь — это прежде всего доверие!»? Где ж тут доверие к якобы любимому? М-м-м?

Что-то я снова брожу по большому кругу, мысленно прокручивая наш диалог в поисках правильных слов, интонаций, мимики… Может надо было им улыбнуться и сказать эдак шутейно, что непременно отдам, что они хотят… когда научусь делать. Да нет. На самом деле важно совсем иное. В том, что их слова про любовь и женитьбу — сплошная ложь. А я для них всего лишь задание.

И все же… Ну, не мог я так ошибиться в характерах девушек!! Не мог!! Они же добрые и порядочные! Я знаю!

А тут еще Лучисола! Я посмотрел на орчанку в упор. Дескать, что еще надо?! Однако ни капельки ее не смутил. Девушка молча подхватила меня подмышку здоровой руки и буквально поволокла по аллее вглубь парка.

- Эй! — встрепенулся я. — Куда это ты мен тащишь?

- Я тебя подлечу. У меня есть мазь на основе наших степных трав. За маленькую баночку этой мази остальные расы предлагают бочонок золота, но мы никому не продаем. Очень сильное и очень редкое лекарство. Очень редкие, уникальные ингредиенты входя в его состав. Делают мазь только самые сильные шаманы, иначе действовать будет слишком слабо или не будет совсем. Одну баночку дают вождям на весь отряд, когда отправляют в поход, чтобы спасти самых тяжелых раненых. Подобное есть только у эльфов. Они тоже не продают никому.

Так забалтывая, она притащила меня на удаленную аллею и усадила на скамейку в тени развесистого куста.

- Рукав рвем или ты снимешь рубашку?

Она потянулась с явным намерением использовать простейшее средство, то есть все-таки разорвать рукав, но я не дал. Еще чего?! Рубашку мне портить! У меня их что, целый шкаф, что ли? Срастить края, потом дезинтегрировать пятна крови… или сначала дезинтегрировать, потом срастить. В общем, и так, и так — плевая работа. Правда, не при всех же ее делать. Вроде в магах я не числюсь.

Оставила бы она меня в покое. Я и сам себя подлечу. Хотя с другой стороны, мою бешеную регенерацию можно будет для всех подозрительных объяснить чудодейственными свойствами орочьей мази. Следовательно, с благодарностью принимаем помощь и не дергаемся по пустякам.

Пока я расстегивал пуговицы и осторожно снимал рубашку Лучисола откуда-то достала пару-тройку склянок и расставила рядом с нами на скамейке. Затем распечатала небольшой пухлый пакет и достала оттуда рулон очень тонкой и, явно, стерильно чистой тряпицы. Пахнуло ароматом трав, зноя, степного ветра и, почему-то, заходящего солнца.

Вот не думал никогда, что солнце может пахнуть. Причем точно знал — аромат заходящего иной, нежели восходящего.

- Потерпи, сейчас будет немножко больно.

Лучисола оторвала кусок полотна, смочила его жидкостью из одного флакона и стала осторожно стирать кровь. Причем, что самое удивительное, глаза ее поблескивали от непролитых слез. Я просто не узнаю яростного воина, девушку с презрением относившуюся за время нашего совместного пути к неудобствам, травмам и, бывало, опасностям. Сейчас она выглядела как… как обычная девушка. Может быть не слишком изнеженная, но вполне способная поплакать над слезливым романом и поохать над птенчиком, выпавшим из гнезда. Еще больше меня удивило то, что взгляд орчанки периодически с какой-то запредельной нежностью обращался вовнутрь себя, будто там, внутри девушки хранилось неимоверно ценное и очень хрупкое сокровище.

Девушка в это время намочила салфетку из другой склянки, снова протерла рану и вокруг какой-то остро пахнущей жидкостью коричневатого цвета. Затем прижала, прикрыв разрез и попросила:

- Подержи пока. Сейчас я мазь достану.

Я послушно придержал и с любопытством стал рассматривать маленькую деревянную баночку, которая Лучисола достала опять же откуда-то из недр своего платья. И ведь не скажешь, что балахоном висит. Вроде бы даже в обтяжку, демонстрируя окружающим все достоинства ее великолепной фигуры, но возникает впечатление, что у девушки там целый склад. Не удивлюсь, если при нужде она достанет оттуда целый арсенал колюще-режущего-метательного и дробящего оружия.

- Всё, отпускай.

Орчанка с легкой улыбкой зачерпнула из баночки немного мази и стала тоненьким слоем аккуратно наносить ее на рану. При этом баночку она держала в левой руке, а руку непринужденно положила мне на грудь. Сама баночка лежала у нее в ладони, а крышка, зажатая указательным и большим пальцами, источая сладкий аромат, оказалась у меня прямо под носом.

Я откинулся на спинку скамейки в блаженной истоме. Рана больше не болит, ласковые прикосновения Лучисолы доставляют настоящее удовольствие и, вообще, она замечательной, очень красивая и добрая.

Думать совершенно не хотелось, да и не думалось вообще-то. Если все так хорошо, даже замечательно, зачем думать. Сиди себе на скамеечке смотри на нежно зеленую листву или траву… тоже нежно зеленую, и слушай мелодичный голосок орчанки. Ага. Тоже нежный. Правда, не зеленый.

Орчаночка перевязала мне руку, взяла рубашку и что-то зашептала над ней. Я сидел, думать совершенно не хотелось, а хотелось смотреть на мою девушку и с каждой минутой все больше ею восхищаться. Рубашка между тем, будто сама собой, склеилась по разрезу, и теперь потихоньку избавлялась от пятен крови.

Мое ленивое ничегонеделание было прервано появлением двух персон, которые сразу прибавили шагу, сразу, как только разглядели нашу идиллию на скамейке. Как же не идиллию? Парень сидит полуголый, расслаблено жмурясь на солнышко, а девушка, будто верная жена, кротко приводит в порядок его рубашку.