Роджер Желязны - 5-6. Дворы Хаоса. Козыри Судьбы

Когда дверь приоткрылась на несколько дюймов, я замер. За порогом все было тихо, а в щели между дверью и косяком был виден лишь участок стены, кусок пола с узкими акварельными бликами, краешек красной софы и зеленый ковер. Я толкнул дверь еще. Все то же самое, только лучше видно. И запах сильнее.

Я сделал полшага вправо и плавным усилием надавил на дверь.

Ничегоничегоничего…

Потом я увидел ее и отдернул руку. Она была там. Лежала поперек комнаты. Вся в крови…

Кровь была на полу, на ковре, а у ближнего угла слева — сплошь одно кровавое месиво. Мебель вся вверх ногами, разодранные подушки…

Я сдержался и не бросился вперед сразу.

Я сделал медленный шаг, второй, мои чувства были настороже. Перешагнул порог. В комнате — ничего. Никого. Фракир туго стянула мое запястье. Наверно, мне надо было что-то сказать, но крыша у меня в тот момент съехала совсем.

Я подошел и стал возле нее на колени. Меня замутило. От дверей не было видно, что не хватало половины лица и правой руки. Она не дышала, и ее сонная артерия была неподвижна. Персикового цвета халат на ней был разорван и окровавлен; шею охватывала голубая нить ожерелья. Кровь, что попала за край ковра, была размазана по паркету. Отпечатки следов были не человеческие, явно здесь побывала какая-то большая, хорошо откормленная, длиннотелая тварь, к тому же трехпалая и с когтями.

Сквозняк, — отметил я уголком сознания: тянуло из спальни, что была за моей спиной, из открытой двери, — вдруг ослабел, запах, наоборот, усилился. Опять бешено запульсировало на запястье. Хотя сзади не доносилось ни звука. Стояла абсолютная тишина, но я знал, что тварь там.

С колен я перекатился на корточки, на ходу развернулся…

На меня смотрела страшных размеров пасть, набитая нехилых размеров зубами; их окружала кровавая оторочка губ. Все это принадлежало собакоподобной твари, весу в которой было несколько сотен фунтов, не меньше; тело ее покрывала грубая, словно заплесневелая желтоватая шерсть. Уши больше походили на колонию грибка. А широко распахнутые желто-оранжевые глаза обещали похороны.

Нисколько не сомневаясь в ее намерениях, я швырнул в нее дверной ручкой, которую все это время, оказывается, не выпускал из рук. Она шарахнула тварь по костяному гребню над левым глазом, но та, по-моему, даже и не почувствовала. Все так же без единого звука тварь прыгнула на меня.

И не было даже секунды перемолвиться словом с Фракир…

Люди, работающие на бойне, знают, что на лбу у животных существует такая точка, которую можно найти, мысленно проведя две линии: одну — от правого уха к левому глазу и другую — наоборот, от левого уха к правому глазу. Смертоносный удар наносится на дюйм-два выше точки пересечения линий получившегося креста. Меня этому научил дядя. Хотя на бойне он никогда не работал. Просто знал, как убивать.

Так что, когда тварь прыгнула, я кувыркнулся вперед и в сторону и нанес хороший удар в то самое место. Но эта скотина оказалась подвижней, чем я рассчитывал, и когда ее достал мой кулак, она уже отпрянула. Ее шейные мышцы погасили силу удара.

Правда, впервые за это время она подала голос — взвизгнула. Помотав головой, зверюга довольно шустро сделала разворот и снова кинулась на меня. Теперь из ее груди вылетал глухой раскатистый рык, а прыжок был уже высоким. Я знал, что увернуться от нее у меня не получится.

Но дядя успел меня научить, как хватать собаку за складки на шее — с боков и под челюстями. Для большой собаки нужна хорошая хватка, хватать нужно как следует и наверняка. Но в эту секунду особого выбора у меня не было. Если я попробую пнуть ее и промажу, зверюга как пить дать оттяпает мне ногу.

Когда мы сошлись вплотную, руки мои, как змеи, рванулись вперед и вверх, и я кинулся к ней в объятия. Я был уверен, что тварь намного тяжелее меня, и мне пришлось хорошенько просчитать момент сил.

Я уж было совсем подумал, что останусь без пальцев или даже без кисти, но, к счастью, угадал ниже челюсти, ухватил зверюгу за складки и крепко сжал. Я продолжал держать руки вытянутыми и напрягся, наклонившись вперед. Меня тряхнуло от мощи ее броска, но хватка моя не ослабла, и я погасил удар.

Пока я слушал ее рычание и разглядывал слюнявую пасть — она была где-то в футе от моего лица, — неожиданно до меня дошло, что все, что я до этого делал, делалось почти бессознательно. Ведь собаку можно ударить башкой обо что-то твердое, что будет под рукой: сонные артерии у них так глубоко запрятаны, что полагаться на прямое давление, чтобы вывести тварь из строя, — затея слишком опасная. Зверина была сильна, и пальцы у меня уже стали соскальзывать от яростных ее изворотов. А еще, пока я старался удержать ее пасть подальше от своего лица и одновременно продолжал задирать ее вверх, пришла и другая мысль: если тварь встанет на задние лапы и вытянется, то, пожалуй, будет выше меня. Я мог бы попробовать пнуть ее в мягкое брюхо, но тогда, вероятно, мне не удастся удержать равновесие, а заодно и ослабнет хватка, и пах мой будет открыт для ее зубов.

Но тварь выскользнула из моей левой руки, и у меня не было больше выбора, кроме как помочь себе правой или потерять ее навсегда. Так что я изо всех сил оттолкнул чудище от себя и вновь отступил назад. Я искал оружие, любое оружие, но под рукой, как назло, не было ничего подходящего.

Она бросилась снова, нацелившись на мою глотку, но двигалась слишком быстро и высоко, чтобы я исхитрился еще раз попасть ей в голову. Я вообще не успевал убраться с ее дороги.

Передние лапы твари были на уровне моей грудной клетки, и я надеялся, что мой дядя был прав и на этот счет, когда я сжал их изо всех сил и, подныривая в развороте, упал на одно колено, одновременно опустив подбородок и отведя голову, чтобы избежать ее челюстей и защитить горло. Кости твари хрустнули и затрещали, когда я все это проделывал, а голова ее сразу же опустилась, чтобы атаковать мои запястья. Но я уже поднимался, отталкиваясь от нее и резко вставая.

Тварь перекатилась через спину, крутанулась и почти встала на лапы. Но когда когти ее царапнули пол, она издала что-то среднее между рычанием и всхлипом и завалилась вперед.

Я собрался было еще раз ударить ее по черепу, когда зверюга поднялась на ноги, двигаясь неожиданно резво, во всяком случае намного быстрее, чем я ожидал. Она тут же подняла правую переднюю лапу и удерживала теперь равновесие на трех остальных, по-прежнему зло рыча и не сводя с меня своего взгляда; с ее нижней челюсти стекала слюна. Я чуть-чуть сдвинулся влево, уверенный, что, несмотря ни на что, тварь бросится на меня еще раз, и согнулся, заняв позицию, которой меня никто не учил, — должны же, в конце концов, иногда посещать человека оригинальные мысли.