Дмитрий Христосенко - Кровь дракона. Остаться в живых (СИ)

- Ваша Светлость? - вопросительно повернулся к маркграфу один из слуг и красноречиво провел пальцем по горлу.

- Не стоит. Так будет забавнее.

Полюбовавшись на покачивающуюся на веревках композицию, маркграф перевел взгляд на стоящую перед ним парочку людей, тех, кто поддерживал раненных орков.

- Ну, а с вами мне что делать? - задал он риторический вопрос.

Здоровенный, с роскошными, тронутыми сединой усами до подбородка, пленник смачно плюнул под копыта коня. Второй - невесть как прибившийся к нугарцам ополченец лет двадцати пяти - худощавый, невысокого роста и от того выглядевший еще моложе, чем он есть на самом деле, саркастически хмыкнул:

- Интересуетесь нашим мнением?

Маркграфа позабавил дерзкий тон говорящего и он решил немного развлечься. Ответил кротко:

- Допустим. Что вы предлагаете?

- Ну... - ополченец сделал вид, что задумался, потом растянул в улыбке распухшие, покрытые коркой запекшейся крови губы и продемонстрировал обломки передних зубов. - Если выбор за нами, то... отпустить!

- Ополченец, ты - какой-то неправильный ополченец. - задумчиво проговорил Альгерд и махнул рукой на испуганную толпу мужиков, держащихся наособицу от всех остальных пленников. - Совсем на них не похож.

"Неправильный ополченец" сказал:

- А с чего я должен быть на них похож? Я бывший наемник.

- И что же бывший наемник делал в ополчении?

- А то сами не знаете - льготы. У меня родители и дом в Амели, а жизнь там дорогая, вот и приходится крутиться.

Альгерд оглядел пленных, проговорил:

- Ты предлагал отпустить вас? Нет, так нельзя. Вон, следом за вами и остальные запросятся и что я буду делать? К себе взять? - седоусый громила вновь метко плюнул под копыта. Маркграф метнул на него раздраженный взгляд, но голос его, когда он продолжил, остался спокойным: - Так, вы неправильные какие-то человеки, странные, с орками якшаетесь. Подозрительно это. Нет, раз вы так с ними дружны, то и разлучать столь верных друзей негоже. Или не только друзей?

Раскатистый хохот раздался со стороны прислужников маркграфа. Посыпались насмешки и комментарии. Даже кто-то из пленников фыркнул, из столичных дворян - пленные ополченцы боялись звук подать в присутствии столь важного господина, а нугарцы хранили угрюмое молчание, они ценили храбрость и обращали не слишком большое внимание на цвет кожи или наличие-отсутствие выпирающих клыков.

Альгерд дождался когда смех стихнет и продолжил:

- Составите оркам компанию - без вас им наверное скучно.

Два подвешенных за ноги тела присоединились к четырем другим.

- Ну, что, дружище, видать судьба у нас такая: и бились вместе, и помирать рядом будем. - обратился один из орков к седоусому громиле.

- Чтож, против судьбы не попрешь, - философски отозвался тот, если бы он не раскачивался вниз головой, то еще бы пожал плечами. - Она, зараза, все одно на своем настоит.

Орк хохотнул.

Альгерд Турон не стал прислушиваться к их разговору, маркграф потрепал по гриве коня, наклонился вперед, готовясь дать шпоры, но тут взгляд его зацепился за куцый строй пленников, что-то его насторожило. Он непроизвольно положил руку на рукоять меча. Заметив его жест, напряглись и его рыцари, кто-то потянулся за булавой, кто-то последовал примеру сюзерена и взялся за меч, самые нетерпеливые и вовсе потянули оружие из ножен. О причинах недовольства Альгерда не знал никто из его сподвижников, но бросаемые ими красноречивые взгляды на кучку пленных ясно показывали, кого считают виновником. Маркграфу стоило только подать знак и воины готовы были изрубить на куски всех пленников.

Маркграф знака не подал. Он не собирался уничтожать всех захваченных в бою врагов.

- Он! - указал Альгерд.

Воины бросились вперед словно спущенные с поводка гончие, растолкали в стороны нугарцев, не слишком-то торопящихся уступить дорогу и выволокли из строя бледного до синевы воина, с трудом стоящего на ногах. Когда его подтащили ближе, в нос ударил тяжелый запах гниющей плоти, и маркграфу вновь пришлось прибегнуть к помощи надушенного платка. Раненного грубо толкнули вперед, и он, неудержавшись на ногах, плюхнулся в пыль под копыта коня.

- Урвальд, добей! - распорядился туронский маркграф.

В толпе пленных нугарцев возникла какая-то возня. Кто-то рвался вперед, отталкивая товарищей, но те крепко ухватили его за руки и не пускали.

- Шеп!

Распростертый в пыли воин завозился, с трудом приподнялся, но встать на ноги не хватило сил. Но и стоять перед туронским мятежником на коленях воин не собирался, поэтому уселся прямо на землю, упираясь в нее руками, чтобы не упасть. Шепет повернул голову в сторону нугарцев и выкрикнул:

- Сэр, смерть придет за каждым. И когда я служил у вас, то всегда знал, что однажды она придет за мной. Также как когда нибудь - надеюсь скоро! - она придет и за этим ублюдком.

Сидящий в пыли раненный солдат мотнул головой в сторону маркграфа. Тот побагровел от злости и вызверился на замешкавшегося вассала:

- Урвальд! Руби!

Рыцарь не горел желанием чинить расправу над безоружным, беспомощным пленником, но, столкнувшись в бешеным взглядом своего господина, не осмелился перечить. Закусив губу, он резко выхватил взблеснувшую в лучах солнца длинную полосу стали и рубанул по шее пленника. В толпе нугарцев кто-то взвыл и выплеснул поток ругательств на головы врагов, но сотоварищи заткнули ему рот. Он мотал головой, пытался вывернуться из захвата, мычал, бешено вращал глазами, но, убедившись в бесплодности попыток освободиться, обмяк на руках товарищей и всхлипнул.

Маркграф указал еще на двоих тяжелораненных, их тоже выволокли из строя и зарубили. Запах крови будоражил обоняние и ноздри маркграфа подрагивали. Он остановил свой затуманенный взгляд на стоящем в первом ряду пленнике в лохмотьях которого угадывался мундир гвардейских стрелков. На его сапогах поблескивали золотые шпоры.

- Ты??! - в голосе Альгерда удивление смешалось с возмущением. - Ты рыцарь! Как у тебя хватило наглости опозорить столь высокое звание и взять в руки оружие простолюдинов! На колени, червь!

- Я-то - рыцарь, а ты - кто? Бунтовщик! - сказал, как выплюнул, гвардеец.

Туронские солдаты заломили ему руки и попытались поставить на колени, но он оттолкнул их. Нугарцы зароптали. Кто-то выкрикнул:

- Ты не можешь поставить рыцаря на колени!

Маркграф соскочил с коня, повернулся к строю пленников и, уперев руки в бока, заявил надменно:

- Я лишаю его этого звания, как опозорившего все наше сословие.

Столичные дворяне промолчали, глядя на обезглавленные тела, но из рядов нугарцев вновь донеслось:

- Ты не имеешь на это право!

А гвардеец, предпочивший упасть на землю, но не встать на колени, дерзко заявил: