Андрей Шевченко - Младший брат дракона (СИ)

— Да, — каршарец допил вино, занюхал колбаской и отложил кусочек в сторону для последующего употребления. — Что до меня, так я и не знал, во что вляпываюсь. Проклятый вербовщик наврал в три короба, я-то сначала думал, что предстоит охота на обычного дракона. И уже только здесь узнал, как меня провели — наш монстр оказался Великим драконом.

— Да ведь ты сам говорил, что сразиться с Великим драконом — это твоя заветная мечта, — не удержался от подколки Дилль.

— А что ещё оставалось? Но я не об этом. Герон, меня провели, Дилля тоже обманули. Но ты-то знаешь, что это дело безнадёжное.

Герон откупорил новую бутылку, посмотрел на свет сквозь тёмно-зелёное стекло и заговорил:

— Как вы уже слышали, я не всегда жил в Верхнем Станигеле. Лет десять назад я служил в таранном полку в южной армии — кстати, там я и познакомился с Эреком. Дослужился до десятника, и не случись мне повстречать графа Ликса, давно был бы сотником, а, может, и кем повыше. Но мне не повезло — здесь, в Тирогисе, я столкнулся с графом Ликсом, который развлекался тем, что с дружками по вечерам нападал на прохожих и заставлял бедолаг делать разные пренеприятные вещи. А потом платил символическую плату за унижение, чтобы королевское правосудие не посчитало его выходки преступлением. Как мне потом говорили, не будь в то время у короля отчаянной нужды в трех графских полках, расквартированных на границе с бунтующим Камелем, Ликса давно изгнали бы из столицы за такое времяпрепровождение. Но камельские бунты не прекращались, а потому Ликс продолжал развлекаться на улицах Тирогиса.

Герон отхлебнул из бутылки и передал её Диллю. Дилль в силу своего далеко не мощного телосложения уже чувствовал себя вполне «нагрузившимся» и не хотел свалиться посреди интересного рассказа монаха, а потому сразу же переадресовал посудину Гунвальду. Каршарец высосал содержимое бутылки так небрежно, словно это было не эштигерское пятнадцатилетней выдержки, а бурда из бочки «дядюшки Бру», потом рыгнул с довольным видом, нюхнул кусок колбаски и приготовился слушать дальше Герона. Монах, убедившись, что все слушатели снова в сборе, продолжил:

— Ну вот, откомандировали меня, как лучшего топорника, на ежегодные армейские соревнования, что проводятся в Тирогисе в начале лета. Приехал я сюда уже вечером, пока ругался со стражей на воротах, что меня пускать не хотела, уже совсем стемнело. До того я в столице ни разу не был, поэтому дорогу к арсенальной гостинице у прохожих спрашивал. Ну и в одном из закоулков нарвался на Ликса и его дружков аристократов. Хотел спросить, куда мне ехать, а эти мерзавцы взяли и пристрелили из арбалета моего коня. Просто так, для развлечения. Ещё они хотели заставить меня грязь есть, обещая в награду аж целый золотой. — Герон хмыкнул. — В общем, дело кончилось тем, что в Кожевенном переулке остались пять трупов. Наутро, конечно, королевские дознаватели быстро нашли меня, и вместо армейских состязаний я угодил в тюрьму. За убийство дворян из кланов Высокорожденных мне полагалась смертная казнь, но на моё счастье в тот день тюрьму посетил с обходом преподобный Гнесий — если кто не знает — это патриарх. Услышав мою историю, Гнесий проворчал, что графу Ликсу давно надо было башку отчекрыжить, и предложил мне своё покровительство. Само собой, я согласился.

— И стал монахом? — это было очевидно, но вопрос у Дилля вырвался сам собой.

— И стал монахом, — Герон просто подтвердил сей факт, а не стал прохаживаться насчёт умственных способностей Дилля. — Родня убитых жаждала моей крови, и только постриг в монахи мог меня спасти от их мести — за убийство монаха полагается пожизненное проклятье, а с церковными проклятьями, сами знаете, никто связываться не хочет. Меня сослали в монастырь в Верхний Станигель с наказом минимум пять лет носа оттуда не высовывать, а к Тирогису запретили приближаться ближе, чем на сто лиг — только по высочайшему на то разрешению. Гунвальд, имей совесть!

Монах отобрал у каршарца бутылку. Гунвальд пожал плечами и взял другую.

— Короче, я похоронился в этом демонами забытом Станигеле — скукота там смертная. Единственное развлечение — монастырская библиотека. Если бы не книги, я бы в этом Станигеле совсем спился. Я все книги перечитал по два раза, и начал одолевать настоятеля, чтобы он вытребовал у патриархии новые. Надоел так, что он при виде меня рычать начал. К тому же, время от времени местные жители с жалобами на меня приходили…

— Ты им, наверное, проповедь задом наперёд прочёл? — предположил Дилль.

— Не, обычно жаловались, что кому-нибудь морду набил. Ну, ещё пару раз родители невинных девиц приходили. Но на самом деле, те девицы были уже давно не невинными…

— Подожди, подожди, — Дилль недоумённо развёл руками. — Разве монахам церкви Единого не воспрещены плотские утехи?

— Воспрещены, — кивнул Герон, — ибо, как говорит наш настоятель, если тратить силы на низменные человеческие наклонности, то Единый не услышит твоего голоса в хоре братьев, а потому всеобщая молитва может не исполниться. Но, — тут Герон хитро усмехнулся, — почему-то наши монахи не упускают возможности… гм… пообщаться с женской половиной человечества. Наверное поэтому Единый не всегда спешит исполнить наши смиренные просьбы.

— Предлагаю выпить за женскую половину, которая не даёт окончательно завянуть монахам! — провозгласил тост Дилль.

Гунвальд и Герон тост с воодушевлением поддержали, после чего монах закончил своё повествование:

— После того, как Дилль проехал через наш городишко, я начал к настоятелю приставать, чтобы он откомандировал меня в драконоборцы. Отец Симеон сначала, конечно, не соглашался, но как услышал, какое жалование полагается драконоборцу, мигом сообразил, что для монастыря эти деньги лишними не будут. Да и, наверное, надоело ему разбираться с моими еженедельными прегрешениями. Короче говоря, снабдил он меня сопроводительным письмом и отправил с глаз подальше. Вот так я и оказался здесь.

— То есть, ты вместо того, чтобы спокойно жить, собираешься на верную гибель? — спросил Гунвальд.

— Лучше погибнуть в битве с драконом, чем от скуки в монастыре, — с нетрезвой высокопарностью ответил достойный монах.

— Уважаю! — каршарец облапил Герона.

— Предлагаю выпить за храбреца, который боится лишь скуки! — провозгласил Дилль, которому, очевидно, в этот вечер предстояло быть тостующим.

Потом они выпили за Дилля, сразившего дракона «одной левой» — на сей раз тост произнёс Гунвальд, потому что Дилль из скромности промолчал. Потом за могучего варвара, который, как истинный каршарец не боится ничего на свете, кроме скалки в руках женщины. Потом вино закончилось, и троица плавно перешла на пиво, а вот дальнейшее как-то истёрлось из памяти Дилля. Нет, он, конечно, помнил, как Гунвальду их компания показалась слишком малочисленной, и каршарец пригласил к застолью ещё парочку драконоборцев. То, что они пить не желали никакой роли не играло — варвар оказался настойчивым, и один из приглашённых был макнут головой в бочонок с остатками пива. Поскольку голова Йуры, а именно он оказался жертвой, была не слишком чистая, пить пиво больше никто не захотел, и добрый варвар отдал бочонок пострадавшему. Что с ним сделал охотник, осталось для Дилля неизвестным — он заснул, сидя между Гунвальдом и Героном. Дилль сквозь алкогольную дрёму слышал, что варвар и монах ещё пели какие-то песни и, кажется, кто-то из драконоборцев даже пытался заткнуть певцов. Дилль подумал, что легче остановить бегущего бизонобыка, чем поющего каршарца, и окончательно провалился в сон.