Андрей Шевченко - Младший брат дракона (СИ)

На вопль десятника Эрека «Подъём, пёсьи дети!», Дилль лишь сумел оторвать голову от набитой камнями подушки — иначе чем ещё можно объяснить жуткую головную боль? Взглянув на монаха и каршарца, Дилль убедился, что друзья тоже почивали на подушках, набитых булыжниками. Все трое едва шевелились, хотя остальные драконоборцы уже выбежали во двор, опасаясь гнева десятника.

Видимо, Эреку было знакомо чувство сострадания — он не наказал похмельную троицу, а лишь велел через пять минут быть во дворе. В организме Дилля включились в работу какие-то скрытые резервы, и через пять минут он действительно уже стоял в строю. Прохладный воздух, в котором смешались лёгкий дым, запах свежеиспечённого хлеба и «ароматы» из конюшни, слегка прочистил мозги Дилля. К его великому счастью, а также вящей радости Гунвальда и Герона, десятник объявил:

— Сегодня силовых занятий не будет. Вместо этого вы должны привести в порядок униформу, чтобы к приходу господ магистров магии и наместника короля в Неонине ваши мундиры были отглажены и сияли чистотой. Особо это касается вас троих! — палец Эрека с заскорузлым ногтём ткнул в сторону Дилля, Гунвальда и Герона, после чего десятник закончил: — Времени на всё вам даётся два часа. Кто не успеет привести себя в порядок, будет маяться животом до самого Неонина. А маги со своей стороны придумают вам ещё что-нибудь.

С такими доводами было трудно поспорить. Дилль поплёлся в казарму, где с гудящей головой принялся приводить в порядок свой полувоенный мундир. Час спустя он понял, что в результате его стараний сюртук по-прежнему выглядит так, словно на нём плясало по меньшей мере десять человек, а штаны с зелёными лампасами упорно не желают расставаться с винными пятнами. Гунвальд, судя по всему тоже отчаявшийся довести до ума свою одежду, громко выругался и решил уйти в монахи.

— Дилль, ты только посмотри на Герона! Сидит, ногу на ногу сложил и смотрит на наши мучения! Ему-то хорошо — стряхнул крошки с рясы, и готов. Всё, я тоже записываюсь в монахи! Так, из чего бы мне сделать себе рясу?

— В одеяло закутайся, — посоветовал Дилль. — Для начала, думаю, сойдёт, а потом братия тебя снабдит настоящей одеждой. Правда, Герон?

Монах кивнул, пряча улыбку в густой бороде. Гунвальд, принявший «совет» Дилля за чистую монету, принялся сооружать себе рясу из двух одеял — одного, как выяснилось, оказалось недостаточно, чтобы скрыть мощное тело каршарца. Ради помощи другу Дилль забросил чистку собственного мундира, и до самого последнего момента, пока не раздалась команда десятника Эрека, помогал варвару скреплять непослушные края одеял.

— На выход, собачьи души! — взревел Эрек. — Сейчас прибудут господа верховные магистры и наместник Его Величества в Неонине. Живо на плац!

На сей раз десятник для ускорения дал команду амулетам драконоборцев. Дилль почувствовал жуткое жжение в районе пятой точки, словно он уселся на горячую сковороду. Он стрелой вылетел из казармы, и только на улице жжение прекратилось. Дилль облегчённо похлопал себя по тощему заду и огляделся. Остальные, видимо, ощущали то же самое — драконоборцы то и дело пытались заглянуть себе за спину, чтобы посмотреть, не прогорели ли их штаны в результате магической атаки десятника.

— Построиться! — прорычал Эрек. — Ровнее, ровнее! Надеюсь, все привели себя в нормальный вид… А это ещё что? Гунвальд? Где твоя форма и зачем ты напялил на себя одеяла?

Каршарец гордо выпятил грудь и изрёк:

— Отныне я — монах. А это — моя ряса. Она же — форма.

Что там ещё пытался сказать Гунвальд, осталось покрыто мраком тайны: рёв разъярённого десятника заглушил не только голос каршарца, но даже ржание драконоборцев, оценивших шутку варвара. На некоторое время на плацу пажеской казармы воцарился хаос. Десятник орал на каршарца и требовал немедленно убрать одеяла, Гунвальд пытался втолковать Эреку, что нельзя так обращаться с новообращёнными священнослужителями, а драконоборцы покатывались со смеху, глядя на это представление. Поэтому никто не заметил, как во дворе появились несколько важных персон в сопровождении мага Эрстана.

Два седобородых старца с интересом посмотрели на Гунвальда, но промолчали. Высокий господин, чей костюм был обшит золотыми позументами так густо, что основной ткани почти не было видно, брезгливо поморщился при виде варвара и сделал скучающую мину, всем своим видом показывая, что он понапрасну теряет здесь время. Маг Эрстан, сначала оторопело разглядывавший полосато-шерстяную одежду варвара, когда вник в смысл спора, вмешался.

— Эрек, прекрати! Хочет ехать в одеялах — пусть едет.

— Но он же в монахи себя записал! — возмутился десятник. — Самозванец!

— Он такой же монах, как и ты. Эрек, да заткнёшься ты или нет?!! — прошипел маг, видя, что десятник собирается вновь возмущаться. — Дай сказать господам мастерам из Академии.

Эрек только сейчас заметил прибывших и заорал «Отряд, смирно». Драконоборцы отреагировали на команду только тем, что перестали громко смеяться — до настоящей воинской дисциплины им было ещё очень далеко. Эрек сквозь зубы пробормотал «вас бы ко мне на пару месяцев…», поправил шляпу и отдал честь новоприбывшим по всем правилам воинского артикула.

— Доброго вам дня, господа драконоборцы! — громко сказал тот из старцев, что был повыше ростом.

Второй маг приподнял островерхую шляпу и приветственно кивнул — при этом пышная копна седых волос на его голове колыхнулась, отчего он сразу стал похожим на одуванчик на ветру. Господин «золотые позументы» сделал движение тростью, показывая, что присоединяется к словам мага. Оратор достал бумагу из расшитого бисером кошеля — Дилль отметил, что документ выглядит уже изрядно потрёпанным, и, ничуть не смущаясь, принялся читать текст.

— Вы — храбрейшие из храбрейших! На вас смотрит весь Ситгар, как на героев, достойных воспевания в эпосах. Вы — единственную надежда населения Неонина на возвращение к мирной жизни. Кровожадное чудовище…

Дилль перестал слушать главного мага. Неяркое зимнее солнце, тем не менее, ощутимо пригревало; воробьи, беспрестанно чирикая, купались в луже на краю плаца; с улицы раздавались призывные крики разносчиков хлеба и пирожков. Жизнь в Тирогисе била ключом, но, увы, вскоре Дилль ничего этого не увидит. А магистр, словно издеваясь, зачитывает по бумажке приветствие, которое, несомненно, уже знает наизусть. Дилль громко и демонстративно вздохнул, всем своим видом показывая, что не желает слушать дежурные фразы. Видимо, Гунвальда одолевали подобные мысли, потому что каршарец не менее громко и ещё более демонстративно с подвыванием зевнул, чуть не вывихнув при этом челюсти.