Роман Алёшин - Чему быть, того не миновать

— Этот дом построил наш отец, мы ему помогали конечно, как могут помогать двенадцатилетние девчонки. На самом деле куда больше отличилась Элара. Она даже заколотила несколько гвоздей, таскала и строгала доски, а я готовила отцу еду и ухаживала за цветами, вязала веревки. В нашей семье так сложилось, что Элара была как у вас принято говорить — папиной дочкой, а я — маминой. Хотя с мамой я и провела не так много времени, как хотелось бы. Наверное, так сложилось потому, что Элара с отрочества была бойкой и мечтала стать охотницей, а я… — Элара задумалась над ответом, точно мысль, к которой она подошла не посещала ее ранее. — Мне всегда хотелось делать что-то руками. Я пробовала освоить охоту, но не сумела. Хоть я и не проводила с отцом столько времени как Элара, я люблю его и скучаю по нему. Вот Элара была от него без ума, нам обеим тяжело далось его исчезновение. — Элисса задумалась, очевидно вспоминая что-то.

— Исчезновение?

— Два года назад, когда началась эта ужасная война с севером. Отец отправился в ближайшую деревню, узнать новости и не вернулся. Элара убеждена, что он ушел на войну и погиб там.

— Ушел, не сказав ни слова?

— Элара считает, что он вырастил нас и решил, что дальше мы должны жить сами по себе, а сам ушел на войну.

— А как считаешь ты?

— Я не знаю, — призналась альвийка и погрустнела. — Мне хочется верить, что его уход связан с поиском нашей матушки, она ведь тоже бесследно исчезла четырнадцать лет назад и хотя нам тогда с Эларой было по пять лет, я прекрасно помню как мои родители крепко любили друг друга.

— Очень жаль это слышать, Элисса, я хочу верить в то, что вы еще увидитесь. Как звали твою мать?

— Благодарю. Имя моей матушки — Винианель.

Леон отметил про себя, что имя матери Элиссы — альвийское.

— Очень красиво имя, — ответил Леон, и он говорил искренне. — Я уверен, что у вас с Эларой замечательные родители, достаточно взглянуть на вас с сестрой, чтобы в этом убедиться.

«Что за напасть то такая, — сначала мать исчезла, затем отец», — сопереживал Леон, тронутый исчезновением родителей сестер.

— Ты очень добр, Леон. Жаль, что не могу представить тебя отцу, мне кажется вы бы подружились.

— Как его зовут? Мой отец бывший полководец армии Линденбурга, он может что-то знать о твоем отце если тот присоединился к войскам, отправленным на север. Я разузнаю все, что смогу. — пообещал Леон.

— Сигурд Ришелье.

«Что? Фамилия? У сильвийцев ведь нет фамилий… и имя человеческое», — изумился Леон.

— Твой отец… человек? — спросил Леон, хотя понимал, что его вопрос сущая глупость, альвийки были чистокровными. К его изумлению Элисса кивнула, однако она видела замешательство Леона и поспешила пояснить, что к чему.

— Отчим. Это мы с Эларой называли его отцом, уж так любили сильно. Сигурд заботился о нас с пеленок и любил как родных дочерей. Своего настоящего отца мы никогда не видели. Матушка говорила, что он погиб до нашего рождения и все, что у нас осталось от него так это его имя Лариалий.

Леон попытался представить себе то каким был настоящий отец Элиссы, но ему стало не по себе. Для альвов их вечная молодость была чем-то само собой разумеющимся. Леон же с трудом мог представить себе родителей, которые выглядят столь же юно, как и их дети.

— Ваш отец, я имею в виду Сигурд, был Фидей Гилайцем? — предположил Леон, а Элисса подтвердила правильность его догадки очередным кивком и добавила:

— И рыцарем тоже, до того, как он принял учение Гилая.

Если сильвийцев следующих учению Гилая называли Гилайцами, то представителей других рас, принявших это учение и живущих в соответствии с его правилами, называли Фидей Гилайцами. Фидей Гилайцы перебирались жить в Сильверию и отрекались от своих семей и Богов, следуя слову Гилая. Выходит, отчим близняшек был человеком, принявшим слово Гилая и вступившим в романтические отношения с альвийкой Винианель, впоследствии по сути едва ли не единолично воспитавший двух ее дочерей.

— Что случилось с вашей матушкой?

— Как и отец, она просто не вернулась домой, исчезла еще когда мы жили в Сильверии. Как я и говорила, нам было тогда с Эларой по пять лет. Сестра страшно разболелась, у нас на родине бушевала какая-то лихорадка, многие погибали. Мать и отец места себе не находили, пытаясь вылечить сестру. Затем… матушка просто не вернулась домой, не вернулась и не застала выздоровление Элары.

— Ужасно, просто ужасно, очень сочувствую вам.

— Спасибо, Леон.

— Вы давно тут живете?

— Семь лет. Отец увез нас из Сильверии семь лет назад. Тогда многие бежали от Равийского бунта.

Хоть это уже было неважно, но из услышанного Леон понял, что близнецам девятнадцать лет — старше его на год. Его не удивляло отсутствие интереса к его возрасту со стороны альвиек. Ведь возраст людей написан на их теле и скреплен печатью лика. Как будто сильвийцам, чье королевство после поражения в войне стало вассальным по отношению к Астэриосу было мало проблем, семь лет назад Сильверия умудрилась скатиться в состояние гражданской войны. Гилайцы и их противники по учению, Равийцы перешли от жарких споров к поножовщине. Вот как это случилось.

Ашадель, Богиня сотворившая альвов была свержена собственными родителями. Сотворенная ей раса была потеряна как дети, которых лишили родителей, лишили их смысла жизни. Стоит добавить к этому еще и раскол альвийской империи на три народа, образовавших Триаду. Именно тогда нашелся сильвиец, указавший путь остальным и открывший им глаза. Им был Гилай. В основе его доктрины лежало глубокое убеждение, что некая невидимая сила, мощный дух, пронизывал всю вселенную подобно тому как огромное дерево пронизывает пространство ветвями и корнями. Именно этот дух осуществлял цикл рождения и смерти для всего живого, именно он держит альвов вне этого цикла с неким тайным замыслом. Гилай рассказывал о сверхъестественных качествах животных, небесных тел и геологических образований, временах года, погибших предков. Новое представление о божественном было слишком непохоже на личное спасение или проклятье отдельных людей, как то было у мортов. Постигая это учение, сильвийцы как никогда сблизились с миром природы. Гилай призывал к гармонии с окружающим миром и кротости перед судьбой, столь жестоко отсекший от их расы две третьих от общего количества, что назвали себя цинийцами и харенамцами.

На этом дробление не закончилось, но хотябы утратило непомерные масштабы. Далеко не все приняли учения Гилая. Особенно на данном поприще выделялись Равийцы. Учение, рожденное в умах тех, кто не смог смириться с главенствующей ролью мортов в мире. Равийцы считали альвов по праву рождения и развития высшей расой, и они не принимали того, что самая младшая раса стала главенствующей в Линее, подчинив себе все прочие, в том числе и альвов. Следующие этому учению сильвийцы, перенимая опыт людей, заводили в своих семьях много детей и давали им преимущественно военное образование. Естественно Равийцы не допускали межвидовых браков с мортами, как и дружбы. Эти альвы боролись за чистоту расы, считая мортов проказой и не упускали возможности лишний раз упомянуть это Гилайцам, приводя в доказательство то, что ребенок зачатый от морта, лишает альвийку бессмертия. Когда морты выбрались из своих пещер, облаченные в шкуры и с дубинами в руках, альвы едва смогли отличить их от зверей и одно время даже использовали этих дикарей в качестве рабов. Однако к изумлению остроухой расы, люди размножались в геометрической прогрессии и вскоре так называемые дикари заполонили весь мир, именуя себя — людьми.