Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

Не понимала Красава.

Но кричала. Молила отпустить ее или дитя, которое вовнутрях затихло... только не слышали...

- Не сопротивляйся, - Беруся заглядывала в глаза. - Чем сильней ты упрямишься, тем хуже... амулет надела... он тебя не спасет...

...не спас бы, верно.

...дед пришел. Когда? Красава не знала. Открыла глаза и увидела его, хмурого, белого. Сидел у изголовья, в посох свой вцепился.

- Живая? - спросил он скрипучим голосом.

- Дедушка... - вдруг захотелось, как в детстве далеком, залезть к нему на колени, обнять, прижаться и рассказать по секрету великому обо всех обидах своих, великих и малых. Может, и не станет он жалеть, не умеет, а все одно на душе полегчает.

- Дура, - сказал он громко и сплюнул. - Чего с бабы взять... и я дурак, что увезти тебя позволил... теперь-то уж чего?

Красава расплакалась.

Она вдруг осознала, что жива... и что не рада тому, потому как внутри у нее странная пустота, будто кусок из сердца вытянули.

И догадки страшась, она положила руку на живот.

Так и есть.

Пустой.

- А где...

- Поздно я пришел. Силы уже не те... - дед отвел взгляд. - Мертвого ты родила.

Неправда!

Живое дитя было... это она, Беруся... приехала и забрала... и...

- Где... она?

- Царица-матушка? - дед криво усмехнулся. - Давече отбыть изволила... не пожелала со мной свидеться... спешила очень.

- Это... это она....

Дед вздохнул.

- Всякая волшба цену свою имеет... за одно малым платишь, за другое и цена больше... чтоб жизнь получить, жизнь отдать надобно... вот она к тебе и явилась. Вы все ж родня, как ни крути...

- Жизнь...

- Жизнь за жизнь...

Больше дед ничего не сказал.

Красава сама поняла. Жизнь за жизнь? Жизнь ее ребенка за... то, что зрело в утробе Беруси. Размен? И сама она, проклятая, - правда, Красава сомневалась, что проклятия ее причинят Берусе настоящий вред - убедила себя, что делает сие не для себя, но для всего царства.

Тварь.

Ненависть была глухой.

А сама Красава - слабой. Она не желала возвращаться. Уж лучше сон. Жар. Горела? Так и сгорела бы... вместо дитяти... почему оно? Потому как защитный амулет был у Красавы? А дитя... как же Божиня, которая милостью своей защищает сирых и слабых...

...не сгорела.

...и отойти не позволили.

Муж приходил, разговаривал ласково... утешал... убеждал, что будут и другие дети... только Красава знала - ложь. Не будет. И ему сие ведомо. Кто сказал? Дед? Беруся, когда поняла, что не дано ей обе жизни забрать? Не суть.

Главное, что лишили ее, Красаву, самого желанного...

...и ночами, оставаясь одна - Красава гнала девок прочь, не желая, чтобы видели они слезы ее - она молила Божиню.

О смерти.

Или благословении.

О мести...

И видно, слишком много было этих желаний, потому ни одно не исполнилось. И когда Красава почти уже решилась сама с жизнью расстаться - уж это-то право у нее не заберут - вновь пришел дед.

- Дурное задумала, - сказал он и положил ладонь на голову. - Ты это брось. Коль случилось, то так тому и быть...

- За что? Я ведь... я ей ничего не сделала... никогда... она... сестра... была как сестра... а она...

- Не всякое родство во благо.

- Но как же так... - эта мысль не отпускала Красаву. - За что?

Она расплакалась. Именно теперь, рядом с дедом. И тот, как в детстве, обнял ее крепко.

- Ты... ты ее отпустил...

Она знала и это.

Откуда?

Оттуда же, откуда знала, что родился мальчик, и что жил он, пусть и недолго. И что похож был не на мужа, не на Красаву, но на дядьку.

Рыженький.

С глазами голубыми, ясными...

- Отпустил, - согласился дед.

- Ты мог бы остановить ее...

- Убить. Ты хочешь, чтобы я ее убил?

- Да!

Она выкрикнула и... замолчала. Убить? Берусю... она... она тварь... она не пожалела Красаву, не пожалела и дитя нерожденное... она пришла, чтобы забрать жизнь и не сомневалась, не раскаивалась... и почему Красава должна...

- Нет, - выдохнула она, вытирая слезы. - Нет...

И дед поцеловал ее.

- Спи. Боль пройдет...

Солгал.

Глава 3. Безумие Красавы

Красава прижала палец к губам.

- Молчите... человек, в которого заглядываете, Зослава, будет знать, что вы заглянули, но вот понять доподлинно, что именно вам случилось увидеть, он не сумеет. Пока вы молчите.

Я кивнула.

Молчать.

От как есть, молчать... и молчу... стою, силюся управится с этою чужою памятью. На кой она мне? Мне собственных забот ныне хватает. Вона, бабка капризная, которая рогом уперлася, что не поедет в Барсуки. Мол, здоровье у нее слабое... и Марьяна Ивановна - бабка с нею сдружилася крепко, что мне было не по нраву - кивает.

И вправду слабое.

Не выдюжит дорогу, хоть ты самолучший возок прикупи.

Арей, с которым бы словом перемолвится, а он меня сторонится, глядит искоса. Кирей... и третий мой жених, про которого только и ведаю, что монетка у него имеется заклятая. И этою монеткою он мою жизню давече спас. И как быть?

А тут вот еще она...

Стоит боярыня, любуется цветами... ишь, поднялись крокусы... и красные, и лиловые, и белые, в глазах прям рябит. Вот в наших лесах сперва-то подснежники вылазят, а следом - ветреница, и леса тогда белым убираются, будто бы снегом теплым.

Там уж следом яблони зацветают, вишни и сливы... груши старостины, которые не белым - ружовым цветут, и так хорошо, что днями бы под ними сидел и любовался.

А она мне тут памятью поделилася.

Про заговоры.

Про царицу-матушку, которая...

Сглотнула я и отвернулась. Не хочу думать. Не бывает такого, чтоб одна баба у другой дите отняла, и с холодным сердцем, со спокойствием совершила сие... волшба темная... чего ради?

Нет, мне расповедывали и про азар, и про царствие.

И про то, как важно, чтоб наследник за царем на престол воступил, взял в руки, что венец драгоценный царский, что скипетру, что иные власти символы. И чтоб бояр приструнил, хватит им промеж собой лаяться. Чтоб людям дал воли чутка... чтоб...

...и потекут тогда по царствию Росскому молочные реки да с кесельными берегами. А в кажном дворе пряничное дерево вырастет.

Вздохнула я.

Не на себя ведь злюся, и не на боярыню, которая мне рассказала - как сумела, так и рассказала - а на тое, что не ведаю, чего с этим рассказом делать.

Царевичам расповедать?

Так они матушку свою паче родной любят. Поверят ли? Я б, скажи мне давече, что бабка моя мертвым духом одержимая, в жизнь не поверила б. И рассказчику оному в ясные оченьки плюнула б, а то б и по лбу дала, для вразумления.

И они чем лучше?

Кирей?

Нет, он тоже царицу чтит.

Ильюшка? Лойко? Этим двоим любить матушку нашую не за что...

- Не знаешь, что тебе делать? - боярыня на небо поглядела. - Ясное какое... тем летом нас с мужем во дворец призвали... принимала нас сестрица ласково, позволила на царевича взглянуть. И потребовала клятву принести кровную, что молчать стану. А нет, так и... казнить нас, конечно, не за что. Но дороги нынче не спокойны, а ну как поедем домой и беда случится? Лихих людей в царстве развелось - тьма тьмущая...