Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

Глыбины сложены были плотно.

Тесно одна к другой.

Над ними воздух дрожал, будто от жара.

- Здравствуй, Арей, - царица сидела на скамеечке у приоткрытых ворот. Проржавелые, они гляделись до того хрупкими, что тронь - и рассыплются.

Ложь.

Арей это почуял.

И магию, окружавшую это место плотным коконом. Магия эта была незнакома ему, густая, она потянулась к Арею, оплела, обволокла паутиной.

Первым порывом было смахнуть эту паутину.

Избавиться.

Но Арей сдержался.

- Хорошо, - царица позволила себе улыбку. - Ты с собой совладать. Не стоит бояться. Охранитель лишь убедится, что ты не желаешь мне зла.

- А я не желаю?

Огонь брал свое.

И Арей запоздало прикусил язык. Все же дерзко вышло. Не говорят так с царицами.

- Не желаешь, - она разглядывала его. Внимательна. И... чего увидеть желает? Арей стоял. Он поклонился, как умел, и спину разогнул, ибо не боярин, чтобы взыскивать милостей показной покорностью. - Зачем тебе желать зла слабой женщине?

Магия отползла.

Она свернулась у ног царицы, обретя обличье дворового пса. Не холеного волкодава, которые ноне на каждом втором подворье держат, и не борзой, собаки благородной, и не махонькой пустолайки, из тех, что боярынь забавляют.

Нет, пес был сер и уродлив.

Кривоглаз.

С шерстью свалявшейся, сквозь которую просвечивали рубцы.

Он скалился, наблюдая за Ареем единственным блеклым глазом своим, и оттого Арею делалось жутко. Было в этой твари нечто, роднящее ее с подгорной тварью.

- Незачем, - произнес Арей, явственно представивши, что вот-вот сейчас сам ляжет к ногам царицыным, если не верным псом, то телом бездыханным. Найдется ли на пустыре яма какая, годная, чтоб тело его прикопали?

- Вот и я думаю, что совершенно незачем... нам с тобой делить нечего, - тонкая ручка легла на хребтину твари, скользнули пальчики по косматое шерсти. - А помочь друг другу мы способны, да... ты уже знаешь, что твоя мачеха отошла в мир иной?

- Сказывали.

- А что отошла она... не сама?

- Нет. Но мне... подумалось.

- Это хорошо. Мне нравится, когда люди думать умеют.

Царица рученьку приподняла, и липкая магия потянулась за ней, не желая расставаться. Серые нити. Грязные. Неужто сама она того не замечает.

Привыкла?

- Ксению Никитичну при дворе жаловали... мой супруг не раз говаривал, что редкостного ума женщина... но и его, видать, не хватило, чтоб с запретной волшбой не связываться.

Арей молчал.

Если его и позвали для разговору, то скажут, когда настанет его черед говорить. А пока ему дозволено стоять, разглядывать царицу...

...дивится.

Сколько ей лет? Уж не молода.

Для человека.

А она чародейка... об этом Арей никогда не слыхивал. Да и странно сие было.

Царица и чародейка... кто допустил?

Как?

Неужели и вправду приворожила? И если так, то...

...то не Ареева ума сие дело. Ему ль больше других надобно?

- ...верно, очень уж она на мужа обижена была... вот и спровадила в мир иной, да упокоится собственная мятежная душа ее, - царица склонила голову.

...красива.

...зыбкая хрупкая красота, что рассвет над болотом. Туман. Дрожащий лист осины, что все никак не найдет в себе сил расстаться с материнской веткой. Первая изморозь на толстом стекле.

...гибель.

Откудова это? Огонь притих, свился в тугое кольцо, готовый выплеснуться и сжечь все, что вокруг есть. Пустырь? Не будет пустыря.

Земля?

И ее не станет... и твари желтоглазой, что во все клыки ухмыляется.

- ...в доме нашли и отраву... и кое-что иное... слышал про мертвый пепел?

Арей кивнул.

...еще одна заклятая забава. Кости невинно убиенной девы, которые на особом огне жгут, да медленно, да с заклятьями, которые душу, коль еще не отлетела она, к костям привязывает.

Мучит.

Горечью наполняет.

...запретное знание, вымаранное. Откуда?

И зачем?

Мертвый пепел на многое годен, да только в этом многом - ничего доброго. Не поднимет он на ноги умирающего, разве что суть саму извративши, вылепивши из человека умертвие. Не исцелит. Не одарит красотой, здоровьем...

Холоден мертвый пепел.

Жаден.

Коснись, и теплом человеческим разбуженный, тепло это станет тянуть, желая сам согреться, да не выйдет...

- Слышал. Как интересно. И откуда, позволь узнать?

Арей хотел было солгать, но язык прилип к небу, а голова налилась свинцовою тяжестью. Стоит. Держится на ногах он. Но как стоит? Как держится? Не иначе - чудом.

- Говори, - велела царица.

И псина у ног ее зарычала глухо.

Арей мотнул головой и зубы стиснул.

Навалилось.

Дурное. Клятое. Землей тяжелой, могилой каменной. Ни вдохнуть, ни выдохнуть... и чего упрямится? Запретное знание? Само - еще нет... в той книге сказывалось о заклятьях изведенных, коии в прежние времена частенько встречались, но после были внесены в особый список.

Как и те, кто баловался ими.

А что с ними стало?

В книге стыдливо упоминалась воля царская...

- Не упрямься, - попросила царица-матушка, губы облизав.

А личико белое, губы же красные, что соком измазанные. И глаза блестят жадно, как...

- Книга... в библиотеке, - Арей вытер кровь, что из носу потоком хлынула. - Наткнулся как-то... «Медные колокола или повествование о временах темных»

- В библиотеке, значит... в иных библиотеках много интересного сыскать можно. А название красивое... как думаешь, если попрошу, перепишут?

- Д-думаю, перепишут.

Кровь на черном не видна. И Еська, который рядом держися, взгляд отвел. Не видит? Или не желает видеть? Собаки. Магии этой... силы... она, хоть царица, но разве в праве примучивать человека, который ни в чем-то не виновен?

...а ведь в мужское платье одета.

Сразу Арей этого не заметил, а теперь вот... как есть... и не азарские широкие шальвары, которые и не сразу угадаешь, что шальвары, а не юбки хитрого крою, но самые обыкновенные. В узкую полоску. И кафтанчик бурый, суконный.

На царице?

- Извини, боярин, - она смотрела с усмешкой, и подумалось, что в самые мысли глянула, а если и нет, то глянет еще. Что увидит? - Интересно мне стало. Такая ненависть лютая, которая человека руки в запретное волшбе замарать толкает, не каждый день встречается. К счастью...

- Думаете... на меня она готовила?

- А на кого ж еще? - царица подняла руку, отряхнула, избавляясь от серых нитей. - Мне-то, конечно, шепчут, будто бы вознамерилась Ксения Микитична сыновьям моим навредить... дескать, у сыночка ее тоже кровь для наследования годная, да только в это не верится...

- Почему?

- Чутье... уж прости, но ему я верю больше, нежель дознавателям. Не было в ней честолюбия. Да и любила она сына... очень любила... но любовь эта глаза ей не застила. Понимала, что нет в нем того стержня, который и царство удержит, и самому удержаться позволит. А потому... получи Игнат корону, сломался б под тяжестью ее... нет, другого ей желалось. А ты мешал. И ныне понятно стало, чем. Свиток не выкинул?