Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

- Пол, значит... - Никодим поднял молнию. - Пол тебе важен...

И ладонь наклонилась.

Сила, живая и кипучая, стекла с нее... последнее, что Люциана увидела - кожистые крылья виверны, заслонившие ее от осколков камня.

Белого.

Зеленого. И красного... а черный прочен оказался. Имелся ли в этом хоть какой-то смысл?

Глава 11. О стране Шемет и виверниях

Люциана сидела, поглаживая парпоровый бок чашки. Молчала. Глядела в окошко, и сквозь то, приоткрытое, ветер доносил душный аромат черемухи.

- Видели? - спросила она.

- Видела, - призналась я, глаза отводя.

- И что думаете?

- А вам...

Ей ли и вправду интересно, чего я думаю? Кто я такая? Девка глупая... только дивно, что были времена, когда сама Люциана Береславовна ошибалася.

- Не знаю, - она чашечку отставила. - Это сложно объяснить... сейчас, Зослава, времена все же несколько иные, но... и сейчас вряд ли найдется боярин, готовый отдать дочь за холопа, пусть холоп этот трижды могучим магиком станет. Тогда же... понимаете, когда вам с ранних лет твердят, что ты особенная, что Божиней поставлены над прочими людьми, что эти прочие - их место внизу... что это даже не совсем люди. Они глупы. Беспомощны. Что созданы они исключительно для вашего удобства... привыкаешь. Не моя вина. И не Никодима. Мы были такими, какими нас воспитали. И он... полагаю, он действительно был ко мне не равнодушен. И хотел остановить. Предупредить... а получилось... мне бы с ним по-человечески поговорить... но гордость мешала. И теперь мешает. Надо бы что-то сделать с ней, а не получается.

Оно и верно, себя не переделаешь, когда б и желал. Я вон из шкуры лезу-лезу, а никак не вылезу, крепко оная сидит. Да и у кажного человека.

Чай, святых немашечки.

- Самое отвратительное, что пострадали другие, не виновные... нет, Акадэмия выплатила компенсацию. Сам инцидент расследовали. Виноват был, как ни крути, Никодим. Только и мы чувствовали себя... я во всяком случае... Фрол к целителям угодил. Его хватило, чтобы купол поставить и держать... когда сила прорываться начала. Я этого уже не видела. Рассказывали. Страшно... человек будто изнутри вспыхивает, и огонь его выплескивается, разливается таким жаром, что камень водой течет. Если бы не купол, многие погибли бы... очень многие... а он держал. Сил едва не лишился, но все равно до последнего... его уже потом, когда упал он, Архип вытащил. Ему-то огонь ни по чем...

- Он... не человек, да?

- Архип? А вы так и не поняли? Ах да... углубленный курс по магическим существам у вас на второй год читают... читали... как теперь будет - не знаю.

Люциана Береславовна по чайничку постучала, пальчиком на боку белом парпоровом нарисовала тайный знак.

- Не люблю холодный чай... Архип - виверний...

- Кто?

Виверны у нас не водилися. Холодновато им, только та, которая подле Барсуков вздумала селиться, холоду не забоялася, а так-то им степи милей аль скалы. Но все одно, как ни крути, не походит Архип Полуэктович на крылатую тварюку, у которой всех желаний - брюхо себе набить.

- Виверниев еще драконовыми оборотнями называют, - в голосе Люцианы Береславовны вновь появилися прежние ноты, сухие, наставнические. Мол, сказывает она, а дело мое - слухать и внимать.

От и внимаю.

- На самом деле это те же оборотни истинно магического свойства, у которых вторая ипостась рептилоидного типа. С настоящими драконами общего у них немного. Настоящие драконы огромны. И если разумны, как полагают иные, то разум этот настолько нечеловеческого свойства, что не стоит и пытаться понять его. Виверны - младшая ветвь отряда драконообразных. Вы должны помнить, что отличаются они меньшими размерами, повышенным уровнем агрессивности... в целом, не особо умные, но крайне злобные создания с весьма прочной шкурой. Она весьма, к слову, ценится. Как и кости. И кровь... кровь виверния, Зослава, входит в состав нескольких весьма редких снадобий. И этим снадобьям придает особую силу.

Я слухала и кивала.

Драконы.

Виверны.

И вивернии... а что, есть же волки обыкновенные и такие, как Елисей. Или вот медведи и берендеи. Отчего тогда виверниям не появиться.

- На юге о виверниях знают. Более того, почитают, как потомков змеиного бога Сетха... не самое доброе божество, но и у нас Моране кланяются, пусть и не добра она.

...это как сказать, помнится, баила тетка Алевтина, что порой Морана милосердна, только милосердие этакое не кажный понять способен.

- Некогда... давным-давно, в стране Шемет, которую ныне поглотили пески пустыни, - взгляд Люцианы Береславовны сделался задумчивым. И чаю она мне подлила... и я пила, не думая об том, что времечко ныне позднее, а урок наш, который и не урок вовсе, затянулся.

Говорит человек.

Знать, устал молчать. Одиночество - оно ж тяжкая ноша, не кажный выдюжит. И жаль мне было ее, Люциану Береславовну, слишком гордую, чтоб через себя переступить, и оттого несчастную.

Хотелось ей славы?

Не сбылось.

Любви?

Не срослось.

И я б помогла, да чем? Разве что тем, что слухаю. Чаек вот пью духмяный, гляжу, как сумеречные тени ложатся на подоконник. Думаю... а не думаю, привыкла уже не думать, потому как... Арей вон к невестушке ездил.

Сказывал о том весело, с усмешечкой, мол, нечего мне бояться... да и клятву ж он дал, через которую не переступит. Только все одно больно сделалось. И обидно. А с обиды той вспыхнула угольком дареная монета, напоминая, что есть у меня отныне еще один жених. И мнится, не готовый он будет отступить, свободу мне, глупое, даровать.

Не для того сватался.

- ...и в той стране люди и боги жили вместе, и боги даровали детям своим не только тайное знание, магию истинную, но и способность менять обличье по своему желанию. Были люди-птицы и люди-шакалы. Зверь такой, навроде волка. Люди-кошки и люди-змеи... сохранились рисунки. Будьте добры, подайте вот тот альбом, - Люциана Береславовн указала на толстую книжку в кожаном переплете. - В свое время меня очаровали Аристарховы истории... а Фрол рисовал. Он великолепно рисует. И если бы пожелал стать мастером-артефактором, то за его творениями очереди стояли бы. У нас ведь как, или мастер талантливый, а фантазии нет, или фантазия есть, но мастерства не хватает. Вот и получаются артефакты грубые, некрасивые. И приходится носить.

Альбом был тяжеленным, как в руках удержала. Не книга - валун цельный. И то мне, а обыкновенному человеку его вовсе не поднять.

- Чеканка, - сказала Люциана Береславовна, принимая книженцию легко, будто вот не было в ней того весу, который я ощутила. - Одно время он баловался...

Баловсто?

О нет. Дивная то книга была. Страницы из тонкое кожи. А на них креплены пластины.

Нет, не серебро и уж тем паче не золото. Мнится, что дороги они б были для обыкновенного студиозуса. Но металл. Вот медь краснотой отливает. И бронза. И железо темное, рудное, заговоренное. Кажная пластина с ладошку. Но и того мастеру хватило.