Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

- Старые рода. Верные. Славные. И кровью к царю близкие. Неужто я бы, со своими каплями, полез бы, когда б было кому... Вышнята-то царю двоюродный братец... а Зимуты и вовсе роднились частенько... у них крови верной было поболе... куда подевались? Не на плаху отправила. А знаешь, что случилось? Попросту не стало их... ни самого Тавлая, ни женки егоной... а ведь непраздна баба была. Ни деток. Старшенькому моему столько, сколько Лойко, а младшенькой и годика не сполнилось. Куда делись? Стоит подворье. Тихо там, мертво... врет, будто уехали. Куда? И когда? Думаешь, тут дурные? Весь город перетряхнули, да никто не видел, чтоб ехал куда Тавлай, ни с телегою, ни с возком... пешью ушел? Да у него нога рубленая, куда ему пешью? Нет... а на том подворье ныне и крапива не растет. Как прокляли! А может, и вправду прокляли, да...

Он примолк, выдохнул тяжко.

- И с Курбичами так же... были и сгинули. Куда? Когда? Ежель судили б... но нет, не судили... просто явилися одного дня на пир царский... и домой выехали. А не доехали. Такого она тебе не сказывала? Нет? И я думаю... ни к чему лишние печали...

- Я не думаю...

- Не думаешь. И никто не думает. Вам сказано, что бояре - зло суть, каждый о своем печется. Так это ж нормальне. Ты тоже, небось, о своем радеешь, а не об обчественном.

В этом была доля истины. И Кирей не стал спорить.

- Батош-Жиневские... смутьяны... да Мирослав человеком был тишайшим. Он кроме книжек своих не видел ничего. И царицу принял, что родную. Радый был, что братец, наконец, счастие свое отыскал. Тьфу... от иного счастья не сбежишь... это ему Божиней воздалось... и нам, грешным, которым старая царица не по нраву была. Нате вам новую, радуйтесь...

Он кипел.

Давним гневом. Злостью. И Кирей не мешал. Слушал.

Интересное... нет, кое-что он знал, от иных слухов, как ни крути, никуда не денешься, особенно, когда слухи эти столь интересны. Были и сгинули... выехали и не доехали...

- И чем все закончилося? Где Мирослав? А нету... казнили... как заговорщика и смутьяна... или, может, как наследника законного? Самое интересное, знаешь что? - боярин наклонился, оперся руками в подлокотники кресла резные. Лицом к лицу он был еще более страшен.

Видны стали и шрамы белые.

И рубленое ухо, до того прикрытое космами.

Пахнуло пивом кислым, капустою.

- А то, что не дожил он до казни. Преставился. И знающие люди сказывали, будто бы смерть его мучительною была... его ж под замком в покоях царских держали. С уважением. С почетом. На дыбе не мучили. Вовсе думали сослать, потому как слабые доказательства были... слабые... письма подметные? А кто их писал? Свидетели? Тати темные, которые за монетку и послабление саму Божиню оговорят... нет, не присудили б его бояре на смерть. И он об том ведал. А еще, душа светлая, верил в брата, что разберется тот с наветами... на другой день назначено было ему перед думою выступать, держать ответ по делам своим. И ему было, что сказать...

Боярин дыхнул.

И Кирей с трудом удержался, чтобы не поморщиться - гнилым было дыхание.

Черным.

Диво... и надобно бы Лойко сказать? Или не стоит? В дела чужие семейные нос совать себе дороже.

- Я с ним беседовал накануне. Не верилось вот, что Мирослав трона возжелал... нет, не верилось... он был печален. И сказал, что завтра... что тошно ему так ошибиться... а ночью его не стало. Сердце... да... только сказали, что сердце это не просто так стало. Вырвали его из груди...

Боярин с силой оттолкнулся от кресла.

Распрямился.

- И кому бы то сделать?

- Царице? - Кирей встал. - Конечно... всегда виновен чужой. А она для вас чужой была... ты говоришь, таилась. А если б не таилась, разве вы б дозволили дитя доносить? Устроили б несчастный случай. С лестницы там сверзлась. Или в бане угорела. Или еще что... родила не при вас? Так опять же, знать, были причины... пропавшие ваши... так с чего ты, боярин, решил, будто она виновная? Нет... они семьями пропадали, а Батош-Жиневские живы. Жена в монастыре, как положено. Сын вон в Акадэмии учится... магиком станет. Дочки... думаю, видывал ты их, раз надумал сына женить.

Боярин насупился.

И дышал тяжко.

- А сердце... что ж, нехорошо говорить такое, но... не все книжные тропы белы да чисты. Ты говоришь, что Батош-Жиневский ученым был. А никогда не задавался вопросом, какою наукой увлекся он?

Боярин сопел.

Сердито.

И гнев, клокотавший в этом теле, не стихал. Не поверит ни слову.

- Спроси... а лучше спроси про книги, которые в поместье изъяли. Попроси заглянуть. Она позволит. И прочесть даст. В тебе-то дара нет, боярин. Тебе-то их читать безопасно... за иные знания кровью платят. Обычно чужой, но когда ее не остается, то и своею приходится. Так что, боярин, взято с него было по заслугам. И не людьми вовсе...

Молчание.

Тихо.

Слышно, как стучит в разноцветное окошко муха... гудят слюдяные крыльца, плюхается тяжко тело. И скребется она, ворочается, норовя в щелочку махонькую протиснуться.

Скоро пригреет солнышко, и мух станет множество великое. Будут ползать, что по стенам расписным, что по потолкам, соглядатаями. И не спасут от них ни ленты, медом пропитанные, ни отрава мушина, ни мухоловки...

- Нет, боярин... не найдем мы правого. И виновного не отыщем, - Кирей убрал флягу, пояс поправил. - Я для чего ехал... сказать тебе, что есть уже у меня невеста. И одной доволи...

- Нашел невесту... девку... тьфу.

Посветлели глаза боярина, отступил гнев, а с ним и запах дурной, темный, о болезни упреждавший.

- Уж какая есть... тебе ль не ведать?

- Ведаю... дуришь ты старика, - боярин усмехнулся кривовато. И вдруг спросил. - Что, тяжко?

- Как есть.

Жаловаться Кирей не привык.

- Воли охота... помнится, я когда на границе жил... беден был, не мышь, конечно, но и... конь, броня да сабля, а остальное - воинская удача. Вы к нам ходили. Мы к вам. А там, как уж свезет. Кто в землицу сляжет, степные травы кормить, а кто и при золоте-серебре... да... зато понятно. Тут друг. Там враг... эх, благодать... и главное, что свободен ты, и телом, и духом...

Он вздохнул тяжко.

- Потом большего захотелося... да... а душа в степи просится. Душе золото ни к чему. Слушай ее, азарин... а про дело это ты подумай... тебе все одно, кого невестою звать, а ей хоть малая, да защита.

- Что?

Этакого поворота Кирей не ожидал. Боярин же присел на ближний стул, зачерпнул горсть орешков каленых и стал из пальцами давить.

- Седмицы две пришла ко мне девка. Сенная девка, из простых, с записочкою... мол, есть ко мне дело... их блюли прежде, за кажным шагом смотрели. А ныне других забот стало, вот и позабыли... Ружана приходила. Младшенькая. Хорошая девка, азарин. Пригляделся бы. Вторая-то потише, скромница, моему б по душе пришлась бы... он-то у меня гонорливый, что петух, а эта - чиста курочка... от и жили б душа в душу.

- Так просватали же твою курочку...