Максим Далин - Слуги Зла

- За что мучаетесь только? - вздохнула Шпилька. - За грязную эльфийскую берлогу, мертвую, опоганенную... себя не жалеете...

Глаза Мертвеца сузились в щели.

- Не мертвая берлога, - сказал он. - Наши горы. Всегда были наши и всегда будут наши. Наши кости - их камни. А грязь вычистится со временем.

- Мертвец, знаешь, что? - сказал Паук, толкнув его в плечо со всей дружеской теплотой, на какую только был способен. - Можно принести живую грибницу из-под Теплых Камней. И еды из наших запасов. Расстояние-то - всего ничего, три дня пути быстрым шагом.

Мертвец ухмыльнулся, толкнув его в ответ.

- Интересно, клан Теплых Камней примет эту твою идею, или это лично у тебя приступ милосердия?

- По нашим сведениям, ожидается большая война, - сказал Паук. - Каждый боец из-под гор - наш союзник и товарищ. Так что я от имени клана говорю.

- Ага. А эльфы рассекают вместе с вашим патрулем накануне войны? - спросил Мертвец, щурясь.

- Слушай, Мертвец, - не выдержал я. - Давай, я расскажу тебе, как вышло, что я рассекаю с аршами, а ты покажешь мне Морайю? Пожалуйста! Почему-то мне кажется, что это важно.

- Ему кажется! - хмыкнул Мертвец. - Скажи, Паук, этот тип, этот эльф - он у вас всегда такой? Важно ему...

- Ты не поверишь, какая история, - встрял Задира. - Всем историям история! А Провалы точно интересно посмотреть. И мне интересно. Место знаменитое...

- Знаменитое место, - хмуро сказал Мертвец. - Раньше лучшая алхимическая лаборатория была в окрестностях, металлы плавили, стекло выдували... В Доме Крылатых летучие мышки жили, маленькие - ручные. А красота! Предки в некоторых залах не жили, берегли - с факелами никто не ходил, чтобы своды не коптить. Пещерный жемчуг рос... да что вспоминать! Теперь уже этого никто не увидит.

Я слушал его печальный монолог и поражался. Я так часто слышал пространные речи об уничтоженной красоте, о невосполнимых потерях - но ведь от эльфов, Варда преблагая! Именно о Морайе говорилось совершенно в этом же тоне! Дивный подгорный свет. Шедевры лучших мастеров. Драгоценное сияние гения. И все это безжалостно истреблено орками, тварями Мрака, ненавистниками прекрасного и светлого.

Теперь я страшно хотел увидеть Морайю. Мне казалось совершенно необходимым составить собственное мнение - хотя сейчас, после разговора с гномом, после города, после целой зимы с аршами, я был склонен более доверять жителям гор, чем возвышенным эльфийским речам.

- Ладно, пойдемте, - сказал Мертвец. - Этих прихватим? - спросил, пнув ногой труп гвардейца. - Жалко мясо так бросать. Пригодились бы...

- А далеко тащить? - осведомилась Шпилька деловито. Задира хихикнул.

Мне стало несколько не по себе.

- Может, лучше пару коров угнать? - очередной раз пришел ко мне на помощь Паук. - Они своим ходом пойдут, по крайней мере. Эльф, стадо за поворотом дороги заметил? Не больше мили, я бы сказал...

- Одно другому не мешает, - возразил Мертвец, окинув трупы хозяйственным взглядом. - Коровы вкуснее, кто спорит, но когда с говядиной и кониной плоховато, будешь любую дрянь жрать. И потом, коров там люди охраняют, будет драка, убивать придется, к чему? Эти и так мертвые, а другие, может, еще поживут... Я понимаю, эти, натурально, человеческим пойлом насквозь пропитаны, но, может, если подольше жарить...

- Детям все равно лучше не давать эту отраву, - сказал Паук, но больше спорить не стал.

И я не стал. Вот не стал же! Вероятно, любой высоконравственный человек скажет, что я духовно умер, очерствел до состояния нелюдя - очень возможно. Будучи эльфом, я был совершенно равнодушен к тому, что станется с живыми людьми; теперь мне стало глубоко безразлично, что станется с мертвыми. В конце концов, подумал я, с точки зрения аршей эти трупы - такие же охотничьи трофеи, как для людей - туши горных коз. Когда в глубине моей души пытались шевелиться какие-то соображения по поводу уважения к мертвым, память сразу подкидывала видение обгорелых костей в старом кострище. С кем считаться нравственностью?

Человеческая этика, эльфийская этика, орочья этика... Горстка бойцов, отчаянно пытающаяся выжить, ведущая постоянную войну против всех. Их родина, которую кто-то надолго отбирал и приспосабливал под себя, лишив их прежних святынь и прежних удобств равно. Их подруги и дети, существа вне нравственного закона, который не они придумали, и который не имеет к ним и их жизни никакого отношения. Такое обычное для военного времени мародерство, не то мародерство, что принято у людей, ибо трупы врагов интересуют не побрякушками и тряпками, а мясом , и руководит мародерами не алчность, а голод, простой честный голод хищников. И ведь именно поэтому этика орков кажется людям более ужасной, чем любая человеческая алчность и любое человеческое преступление.

Арши - хищники, думал я, сопровождая своих товарищей налегке: меня избавили от необходимости тащить труп из соображений гуманности и безопасности вместе. "Пусть у Эльфа руки будут свободны", - сказал Паук, добрая душа, и явно имел в виду больше, чем произнес вслух. Арши - хищники. Они могли бы счесть людей своей законной добычей и охотиться на них, как волки на коз. Вероятно, большая часть людей - весьма легкая добыча. Аршей сдерживает исключительно здравый смысл и способность к сопереживанию, невероятно редкая у моих сородичей. А оркам всего-навсего "нравятся некоторые люди", пасть Барлогова!

Разница между людьми и аршами, думал я, состоит в честности и здравом смысле, вернее, в их степени в человеческих и орочьих душах. Люди так изящно подменяют здравый смысл идеалами , что становятся подонками, сами того не замечая. Уверенные в своем праве. А оркам не позволит слишком ясный для людей разум.

За эти полгода я видел среди подгорной братии отчаявшихся, жестоких, ненавидящих, видел готовых умереть, пытаясь отомстить, и готовых зверски убивать из мести, но мне ни разу не удалось увидеть арша-подлеца. Вероятно, их души слишком просты для подлости...

За размышлениями я почти не заметил дороги, лишь вполуха слушая, как ребята наперебой рассказывают Мертвецу мою историю. Паук бы сказал, что у меня есть отвратительная привычка задумываться в неподходящее время. Я пропустил момент появления обитателей Морайи, но в данном случае рассеянность, кажется, выглядела более-менее простительно.

Патруль Морайи, встретивший нас в распадке, производил впечатление; мои ребята тут же исполнились уважения и сочувствия при виде этих бестий войны, свирепых и изуродованных, от которых голод оставил только узлы мускулов на костях. Разглядывая их располосованные страшными шрамами физиономии, я вдруг понял, почему они так выглядят.

Оружие из истинного серебра. Раны, нанесенные орку мифриловым мечом, заживают очень тяжело. Бойцы здешнего патруля рубились с рыцарями Пущи и носили отметки их клинков... любопытно, чем отмечены сражавшиеся тут эльфы и выжил ли кто-нибудь из них...