Василий Блюм - Шестерня

Повисло тягостное молчание. Мужики топтались, переглядывались. На лицах отражалась яростная борьба чувств. Наконец, один промолвил сурово:

- Чем докажешь?

Шестерня ткнул пальцем в стену, ответил нехотя:

- У тюремщика спроси. Его слова.

- Кто ж вершиннику поверит! - воскликнул один из троицы, однако без особой уверенности в голосе.

Мужичок, что до этого момента сидел у стены, вдруг произнес отстраненно:

- Мы со старостой уговорились встретиться за околицей, дела обсудить, о жизни побеседовать. Ну и пришли. Вернее, пришел я, один. А его на условленном месте не оказалось. Зато оказались твари...

Снаружи скрипнуло, зашуршало. Разговор мгновенно прервался, все глаза устремились к выходу. Из-за выступа высунулось лицо тюремщика. Подсвечивая фонарем, вершинник пробежался взглядом по пленникам, задумчиво произнес:

- Пятеро, да за столь короткое время. Чем не удача?

- Радоваться будешь после, когда выйдем. Вместе порадуемся. А мы выйдем, уж поверь, - пообещал Шестерня.

Вершинник кивнул, сказал с великим радушием:

- Обязательно выйдете, и даже скорее, чем думаете. Но вряд ли вас это обрадует, уж поверь. - Посерьезнев добавил: - Я сейчас ненадолго отлучусь. Побеседую с товарищем. Давненько весточек не шлет, совсем меня забыл. Ну а вернусь - посмотрим, что с вами делать.

Покачивая фонарем, он двинулся к дальнему проходу. Короткий переливчатый свист, и твари подскочили, кинулись следом. Проводив процессию взглядом, один из троицы с ненавистью прошипел:

- Надо же, какое несчастье, товарищ его забыл. Как вообще с такими можно связываться?

Шестерня вздохнул, сказал мирно:

- Также, как и с любым другим. Самоцветы да самородки не пахнут. Вот только товарищ этот не шибко умен, и я ему не завидую.

- Это еще почему?

- Потому, что это каким нужно быть дурачьем, чтобы вовремя не платить работнику с упряжкой таких зверюг! - произнес Шестерня зло.

Темнота навалилась всем весом, тяжелым, давящим. И хотя пещерка не велика, отгорожена от шныряющих в проходах жутких тварей толстенными штырями врат, а рядом, на расстоянии вытянутой руки, четверо товарищей по несчастью, страх нет-нет, да пробежит мурашками по спине, вздыбит волосы на загривке.

Негромко хрустнуло, завозилось, над ухом раздался приглушенный голос:

- Я все думаю насчет твоих слов о старосте. Ну не может такого быть! Скажи, что приукрасил. Ругнули друг друга, в цене не сошлись. Всякое бывает. Но чтобы за горстку камней, да на верную смерть...

Шестерня только отмахнулся, но, спохватившись, что собеседник вряд ли разглядел жест, обронил:

- Если случится бывать в тех местах, передай Креномеру привет. А заодно можешь поинтересоваться, куда делись его передние зубы.

Тьма вздохнула, ответила с тоской:

- Где уж до чужих мест, в свои бы вернуться. Если получится, уж я со старосты спрошу. Все спросим! Но когда то будет, и будет ли.

Собеседник замолк, отодвинулся. Некоторое время раздавалось шуршание и вздохи, но вскоре и они затихли, растворились во тьме. Мгновенья потекли медленные, одинаково бесформенные и немые. Темнота и тишина, вечные хозяева подземелий. Пугающие, наполненные ужасом, и вместе с тем умиротворенные, глубокие, словно сон после тяжелой работы.

Шестерня не заметил, как задремал. Сказалась накопившаяся за последнее время усталость. После окончания работы прошло изрядно времени, но тело не успело восстановиться, и теперь, пользуясь предоставленной возможностью, наверстывало упущенное, не взирая на скудость удобств и шаткость положения.

Желудок шевельнулся, глухо заурчал, привлекая внимания. Шестерня зевнул с привыванием, открыл глаза, но... ничего не увидел. Воспоминания вспыхнули перед глазами, заставив чертыхнуться. На всякий случай поморгав, но так ничего и не узрев, Шестерня закрыл глаза, обратившись в слух. Сопенье, храп, размеренное дыханье. Устав от переживаний, пещерники забылись тревожным сном. Нет-нет, да раздастся тяжелый вздох, прозвенит стон жалобы.

Послушав, Шестерня покачал головой. Похоже, местные совсем домоседы, раз такая мелочь, как выход за околицу, ввергает взрослых, здоровых мужиков в уныние. Конечно, бегущие по пятам иглошерстни не самое приятное зрелище. Так ведь никого и не загрызли, и даже не покалечили. К тому же дом совсем рядом. Возвращаться - всего ничего. Нужно только придумать как.

От долгого сиденья одеревенели ноги, а руки занемели от холода, что сочится из камня вокруг слабыми, но неприятными миазмами, впивается невидимым жалом, высасывая тепло и жизнь. Шестерня принялся с силой тереть ладони, а когда кожа разогрелась, поспешно встал, присел пару раз, с удовольствием ощущая, как по мышцам разбегается кровь, приятно зудит иголочками.

Тьма поредела, протаяла серым, отчего глаза немедленно зашарили вокруг, жадно впитывая скудные, но такие желанные краски. Прочие узники притулились у стен, крючившись на холодном камне, дремлют. Хотя нет, не все. Мужичок, что пришел вторым, таращит взгляд в пространство, пустой и бездумный. Потеребить бы, расспросить, что да как. А то совсем бедняга поник. Однако, не до разговоров. Желудок урчит все злее, требуя насыщения. Да и огонек становится заметно ярче, что значит тюремщик уже близко, а с ним и новые узники, или... их новые хозяева.

Шестерня повернулся к выходу, прижав голову к прутьям, воззрился на отблески света. Тюремщик приближается не торопливо, размеренно. Хозяину местных подземелий некуда спешить и нечего бояться. Жуткие бестии защитят от всех мыслимых напастей. А спешить впору должникам, если таковые сыщутся, и живому "товару". Хотя, в отличие от старост, селянам не поможет ни что, даже если будут отсиживаться по домам. Рано или поздно нога несчастного ступит за врата, и тогда...

Шестерня нахмурился, вгляделся пристальнее. Свет исходит из крайнего слева отнорка, а вершинник вроде бы ушел правее. Или это лишь кажется? Хотя, вполне может быть. Не исключено, что где-то в глубине тропы пересекаются, и охотник решил вернуться другим путем, или...

Мысль прервалась, так и не добравшись до завершения, потому как из прохода, перешептываясь, и опасливо поводя глазами, вышли двое. Рука с фонарем поднялась повыше, подсвечивая вокруг, и, одновременно, выхватила из тьмы лица пришедших. Глаза расширились, а челюсть отвисла. Ощущая, как губы невольно поползли в стороны, Шестерня кашлянул, прохрипел враз пересохшим горлом:

- Ну, здорово, помощники.

ГЛАВА 3

Зубило с Бегунцом вздрогнули, отшатнулись, но, вглядевшись пристальнее, с радостным восклицанием устремились вперед.

- Почему ты ушел, не сказав ни слова? - воскликнул Бегунец с обидой. - Неужели настолько торопился?

Шестерня вздохнул, сказал нехотя: