Вера Чиркова - Свобода и неволя

— Не твоя забота, — оборвал ее рассуждения главарь. — Ты, главное, мордочку себе не забудь повозюкать, вроде как все время плачешь по матушке.

— Лучше по бабке, — ухмыльнулся Ост. — Ты посмотри, как она девку измалевала.

— Бабок не возят к дорогим целителям, олух, — огрызнулся Прай. — Им дают спокойно дома преставиться. И спать под кустами — не более умное предложение. Тогда нам всего часа три перепадет отдыхать и выезжать потемну, пока никто не примчался смотреть, чей надел мы стравили. Но и это не спасет, селяне еще на рассвете начинают выгонять на дорогу своих коров, и все будут пялиться, откуда и куда это мы едем в такую рань, когда нормальные путники еще в мягких перинах снят.

Лил незаметно про себя усмехнулась, представив, как скисла Фина, пристававшая к Праю на всех остановках, но тут главарь, многозначительно помолчав, закончил разговор неожиданным сообщением:

— Я думаю, лучше нам встать в каком-нибудь маленьком небогатом хуторке. Колесо возле них соскочит или, еще лучше, у Фины поросячья болезнь приключится. Попросим каморку для девок, а сами в повозке ночку перебьемся. Главное, денег дать немного, мы же на лекаря бережем.

— Пусть будет хутор, — нехотя согласился Ост, мечтавший о хорошем номере в дорогой гостинице. — Лишь бы побыстрее от нее избавиться.

Дальше Лил их не слушала, постепенно погружаясь в привычную дрему; разговоры, которые она выучила уже почти наизусть, надоели, вряд ли узнает что-то новое, хотя все ловцы постоянно чего-то недоговаривали. Да и правильно делали: как убедилась магиня, каждый из них не прочь был уколоть подельников их слабостями, и никто не спешил делиться личными бедами или радостями.

Разбудил Алильену негромкий звук голосов, и в первый момент девушка лишь досадливо поморщилась, предчувствуя неминуемость неприятной прогулки в кусты. Фина обычно откровенно веселилась, наблюдая за беспомощно ковыляющей девчонкой, даже не подозревая, что ее ехидные шуточки разжигают подрастающую ненависть внешне безучастной пленницы.

Но уже через минуту Лил насторожилась, расслышав знакомые нотки в хрипловатом голосе, мгновенно проверила свои подозрения магией и почувствовала, как непрошеной радостью затопило заторопившееся в груди сердце. Теперь она уже внимательно вслушивалась в переговоры ловцов, одновременно проверяя связь с надетыми на них амулетами. Весьма мощными и оттого светившимися ярче, чем те, какие ей довелось уничтожать до этого, но Алильену волновало другое. Ее резерв восстановился, плескался внутри согревающим солнечным зельем, которое все сильнее хотелось куда-то выплеснуть.

— Мы спешим! — громче, чем раньше, отрезал Прай ледяным тоном, прервав вежливую просьбу настырных незнакомцев. — Найдите кого другого!

— Слушай, парень, ну будь человеком, — раздался ближе вкрадчивый бархатный баритон Гарвеля, и Лил сразу представила знакомое лицо с изящными усиками и ослепительной улыбкой. — Нам только до ближайшего постоялого двора, это мили три, не больше. Заплатим сколько спросишь, нельзя его на лошадь, видать, позвоночник повредил.

— Некуда его класть, мы матушку умирающую к целителю везем, похоже, холера у нее, — наотрез отказал ловец. — От такого соседства вашему другу лучше не станет.

— Да мы вот тут, в сторонке, — упорно настаивал ювелир уже поблизости от Лил, лихорадочно решавшей, за кого она должна выступить в неминуемой схватке.

Если придерживаться принятого пару дней назад решения, то нужно помочь своим похитителям, но едва Лил представила, как безжалостные ловцы расправляются с людьми, которые столько раз спасали ее и Ленса, в душе жарким огнем вспыхнул стыд.

Светлые силы, ну как она могла даже на миг усомниться, за кого воевать?! Совсем одурела от проклятой любви, не зря говорят про влюбленных, что их с ума свели. Ведь верно же, никто не станет творить в здравом уме таких сумасбродств, какие позволяют себе несчастные, одолеваемые безумной страстью. Нет, решено, отныне она будет всеми силами бороться со своей напастью и постарается к середине лета искоренить ее полностью.

— О-о… — простонал кто-то почти рядом, и знакомый до боли голос капризно произнес: — Отгородите меня от нее одеялом, только холеры мне не хватало!

От неожиданности Лил захлебнулась вдохом и растерялась так, словно никогда не тренировала по требованию папеньки волю и внимание. Даже забыла про твердое решение не открывать глаз и, едва ощутив, как бок о бок с ней, там, где любила подремать во время пути Фина, сминается взбитое шпионкой сено, широко распахнула ресницы.

И сразу же, как с моста в воду, рухнула во встревоженную глубину темно-серых глаз, недоверчиво разглядывая упавшие на лоб мягкие прядки каштановых волос, темноту бровей и мягкую усмешку словно вырезанных губ почти незнакомого молодого мужчины.

Хотя его лицо оставалось до мелочей знакомым, но пропали какие-то детали, выдававшиеся раньше и невольно привлекавшие к себе взгляд, как привлекает бородавка на носу, заставляя не замечать больше ни одной черты. Лил хотелось спросить, сколько обликов у него в запасе, но лицо искусника вдруг посерьезнело, а губы крепко сжались, словно шепнув неслышное предостережение.

Девушка покорно опустила веки и облегченно выдохнула: вот теперь ей больше не нужно ни о чем беспокоиться. Он, несомненно, все продумал, просто не умеет по-другому. А как поступить и куда ехать, Лил решит потом, когда снова станет свободной.

Скупая слезинка скатилась из уголка глаза, и ее как будто никто не заметил, ни тихо застонавший рядом мужчина, ни Фина, оглянувшаяся проверить свою пленницу.

Инквар осторожно прикоснулся тонким, чутким пальцем к предательской капельке, бережно стер и нахмурился, ощутив неприятно-шероховатую корку, в которую превратилась дешевая краска для комедьянтов, грубо нанесенная на личико Лил кем-то из ловцов. Наверняка девицей, которая так ловко втерлась в доверие к добрым травницам.

Редкая дрянь, прожженная и бесчувственная, Инквару не нужно было много времени, чтобы рассмотреть женщин такого рода. И сейчас хватило приторной улыбочки и холодно-заинтересованных взглядов, какими она встретила ожидавших их у обочины наемников.

Разумеется, в этот раз друзья ничем не походили на воинов удачи, те никогда не отправятся в путь в сшитых из самой лучшей кожи костюмах и с дорогим оружием у отделанных серебром поясов. Поэтому интерес лазутчицы был вполне закономерен, но моментально исчез, едва Гарвель заикнулся о помощи. Девица встретила просьбу друга «пострадавшего» яростнее всех, ее круглое лицо просто перекосилось от злобы. Мужчины вели себя более сдержанно, хотя были так же неумолимы.

Однако вскоре смилостивились, даже не подозревая, что у них просто не было иного выбора. Пока Гарвель произносил свою просьбу, прочувственно глядя в глаза ловцов, Дайг незаметно раздавил о повозку капсулу с зельем смирения. Никто не может спорить или упрямствовать после того, как несколько раз вдохнет почти неуловимый аромат.