Морган Родес - Кристальный шторм

— Я тоже хочу пойти, — нетерпеливо промолвил Феликс.

— Ты уверен? — Йонас бросил на него неуверенный взгляд. — Ты уверен, что не натворишь там глупостей?

— Ну, не совсем, но пойти всё равно хочу, — вздохнул Габрас. — Обещаю, мы будем просто слушать и смотреть. Не душить и не выдирать её красивые глаза из глазниц.

Магнус на самом деле с удовольствием помог бы Феликсу в его планах, вот только он понимал, что это приведёт лишь к войне двух царств — войне, которую потом уж точно не остановить.

— Говорить об этом Клео? Кассиану?

— Лучше не стоит, — покачал головой Йонас. — Меньше знают — лучше спят, особенно Николо.

Да, разумеется. Конечно, Магнусу не хотелось ничего скрывать от Клео, но вот Йонас говорил вполне разумно.

— Хорошо. Тогда это будет храниться между нами четверыми, — кивнул он.

— Да, — согласился Йонас. — Замечательно. Таран и Феликс отправляются завтра на рассвете. И вернутся в полном составе, со всеми руками, ногами и прочими частями тела…

— Ты нигде не видела принца Ашура? — раздался вопрос Ника.

Клео оторвалась от жизнеописания вождя Базилия, непотребной книжицы, которую потянула с полки. Её мысли кружились так далеко от реальности, что она уже пять раз читала страницу о пяти жёнах великого руководителя Пелсийцев.

Ник стоял в дверном проёме её комнаты. Да, снаружи всегда оставался Энцо, верный, преданный и талантливый стражник, но она ведь сама предупредила, что Ник имеет полное право заходить к ней в любое время суток.

— Нет, сегодня я с ним не сталкивалась, — промолвила она, содрогаясь от мысли о том, что человек, о котором они говорили, однажды был мёртв. — А что? Что-то случилось?

— Он часто убегает, никого не предупредив, — Ник помрачнел. — Так, как и ты! И откуда в вас, принцах и принцессах, это берётся?

— Ну, не знаю, я с ним не так уж близко и знакома. На это могут уйти годы — понять его… А может, для него хватит и пары сердечных разговоров?

— О, ты так странно говоришь об этом…

Но Клео знала: Ник и Ашур достаточно близки, и её друг не переживёт потерю принца. Только не ещё раз. А ещё понимала, что это больше, чем дружба, что-то столь сумбурное, столь глубокое и чуткое, такие эмоции и чувства, что словами и не опишешь, и они только-только ступили на этот тернистый путь, а теперь, пожалуй, и вовсе замерли навсегда, не в силах сдвинуться с места.

— Да и Тарана с Феликсом я давно не видела. А они куда делись?

— Замечательный вопрос! Но, мне кажется, дело в Йонасе и его очередном сговоре с Магнусом. И почему он так ему доверяет…

— Что? — она едва не рассмеялась, но скорее от горя, чем от того, что ей было весело. — Ты ж видел, как они мило общались при короле!

С тех пор как Йонас удачно, почти удачно, — ударил Гая Дамору ножом в грудь, тот не выбирался из своей комнаты, не отпускал оттуда и свою любимую матушку, надо ж как-то удержать его на этом свете, пока её волшебство не вспыхнет в полном объёме!

Клео боялась, что он погибнет до того, как ведьма отыщет Люцию — и тогда она и пальцем не шевельнёт, чтобы им помочь, — но вот мысль о муках Гая доставляла ей какое-то дикое, не свойственное женщине удовольствие.

Это так прекрасно — знать, что монстр сходит с ума от боли в маленькой замшелой комнатушке!

А каков же был Гай Дамора, когда знал её мать? Какой кошмар из-за него пережила Елена Корсо? Вот какой вопрос мучил её с той поры, как он прошептал в бреду имя её матери.

— Ты ему доверяешь? — вновь вмешался в вереницу мыслей голос Ника.

— Кому? Магнусу?

— О, смешно! — засмеялся он. — Конечно, не ему. Йонасу.

Доверяла ли она Йонасу? Человеку, что выкрал её? Заключил в тюрьму — не раз, а дважды? Человеку, у которого на глазах её друг убил его же брата?

Человеку, что возглавил свой народ. Человеку, что рискнул своей жизнью ради её спасения.

— Да, я ему доверяю, — кивнула она.

Столько всего изменилось за этот год!

— И я, — отозвался Ник.

— Да, — кивнула она, — и мы не должны подозревать его. Если он разговаривает с Магнусом, значит, это очень важно.

— Но я всё ещё не в восторге от того, что он столько всего от нас скрывает.

И не он один, если учитывать, что не только у Йонаса были секреты с Магнусом. Но Клео знала, что есть вопросы, на которые она должна отыскать ответы как можно скорее. И она не может оставаться в неведении столько времени.

…Шанс выпал в тот же день. Стоило только Магнусу позвать Энцо на улицу, чтобы тот в чём-то ему помог, Клео бросилась перерывать всё в таверне, что только могло ей пригодиться. Конечно, она наткнулась и на наброски Магнуса — и замерла над ними, не в силах оторваться. Она видела его чёрные от угля пальцы — он рисовал достаточно часто, и этот день не был исключением. Да, лимерийцы относятся к искусству не так, как оранийцы, что видят дар художника частью этого мира — либо уникальным лучом солнца в туманном дне, когда светило пытается прорваться сквозь бесконечную пелену туч. Нет, лимерийцы рисовали только так, чтобы изображённое оставалось до ужаса реалистичным, точно отражало предмет, который они пытались изобразить, до малейшей детали, и ни одна не искривлялась в угоду виденью художника.

Да, именно потому он брал уроки на далёком острове несколько лет назад. Там же когда-то давно училась и мать Клео, и даже её сестра, что после предпочла не уголь, а лук и стрелы. Она видела картины Магнуса — старые, те, на которых можно было увидеть только прекрасные пейзажи, такие детальные, точные, что она даже узнавала местность. А ещё несколько портретов его сестры, преисполненных отчаянным восхищением, вниманием к каждой чёрточке совершенного лица Люции.

Вот только это был не тот этюдник, а что-то совершенно новое, заставившее Клео замереть около него с восторженным выражением лица.

— Мне не стоит это смотреть, — прошептала она себе под нос. — Он ведь мне не разрешал…

О, конечно, лучшего аргумента она и подобрать не могла — хоть бы раз в жизни подобное подействовало на неё! А когда это она делала только то, что ей разрешали?

Первый рисунок отражал тот маленький сад, точнее, даже глупую пародию на него, что таилась на заднем дворике. Но всё же, что-то в нём отразилось совершенно иначе, и она внимательно смотрела на розовый куст, отображённый мелкими штрихами угля, но даже в таком исполнении непомерно красивый оттенками черноты и серости, сияющей красным и зелёным в реальности.

А на пятой странице никакого рисунка не было — одно только короткое сообщение.

«Ты искала свой портрет, принцесса? Прости меня, любимая, но сегодня ты его не отыщешь. Когда-нибудь я всё-таки тебя нарисую… А может быть, нет? Ничего о будущем не скажешь, оно далёкое и описать его точно не в силах даже самый могучий маг и самый влюблённый мужчина на свете.