Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]

— Почем ты знаешь?

— Я не слышал их запах в Чернолесье. Их там нет уже много снегов.

— Холкунов убивают из Черного леса.

— Это могут быть омкан-хууты, огнезмеи могут быть. Не людомары.

На этом их разговор был прерван движением охотника, призывавшего к тишине. На тропу вышло довольно упитанное животное похожее на свинью. Через некоторое время его туша лежала перед холкункой.

— Не сливай кровь. Оставь для ааги.

Даже Ирима не знала, что людомар принес с собой целый природный арсенал, состоявший из растений убийц, муравьев скоросшивателей плоти, гиганстких москитов, прекрасно обезболивающих раны, и других средств.

— Корми его. Он будет знать тебя и не убьет.

— А ты?

— Ааги знают нас издревле. Мы им как братья. — Он поднялся. — Я пойду к Эсдоларку.

— Паршивые псы. — В лицо ближайшего к Дигальту соседа вонзилась струя слюны, выпущенная существом неизвестной брезду расы, стоявшим перед ними. — Кого мне шлют?! Этими даже тропы не охранишь у замка…

Тот, кто стоял перед ними походил на олюдя, но черты его лица были тоньше, чем у дремсов, а кожа какого-то странного желто-коричневого цвета. Нос ругавшегося был крючковатый, но не худой, а потому не походил на клюв; глаза слегка навыкате, черные как смоль; большие уши трясли мочками при каждом крике.

— Как тебя зовут? — Большеухий неожиданно предстал перед брездом. — Ты не они? Почему ты здесь?

— Я ударил привеликого.

— И все? За это теперь ссылают сюда? У них там, что, много воинов развелось. Был ли ты предан?

— Да.

— Почему ударил?

— Он дразнил нас… и бил.

— Поэтому только?! Дур-рак! — И обернувшись к еще одному такому же на рожу воину большеухий приказал: — Выпускай его в холодную сторону. — Он снова повернулся к Дигальту: — Ты был в Холведе?

— Нет.

— Я беру тебя к себе. По тебе вижу, что воин старый. Мне такие нужны. Меня зовут Перош. — Неожиданно он небольно ударил брезда по скуле. — И не перепутай. — Остальных в колодцы. Там нынче много передохло, а мы хотим пить. — А ты куда? Я же сказал, что ты со мной теперь. Тупой ты?.. хотя, это хорошо… хорошо… очень хорошо. — Перош осклабился, явив взору Дигальта два ряда крупных кривых зубов.

— Иди за мной, — обратился к нему один из стоявших однорожих воинов Пероша.

Они прошли в сырую комнату, оказавшуюся арсеналом, подобрали ему ржавую кольчугу, ржавый же старинный тяжелый щит, обоюдоострый топор, чрезмерно длинный кинжал.

— Вот еще возьми. — Воин протянул ему большой облезлый шлем. — Не смотри, что он большой. В Прибрежье их носят не на голове, а на шапке, иначе застудишься до коликов между ушами.

Неужели потому уши такие большие становятся здесь, почему-то ужаснулся про себя Дигальт.

— Вон ту стену видишь? С нее видна переломанная пополам сосна. Иди под нее. Скажешь, что от Пероша. Там тебе укажут дальнейшее.

От чего бежал? К тому, чтобы какой-то неведомый молча указывал ему, куда идти и что делать? Чтобы смотрели как на собаку и даже еще презрительнее? Воистинну, боги смеются над страждущими!

Брезд вздохнул и медленно побрел на стену, передергивая плечами. Холодало.

Ничего не обычного в крепости не было. Более всего внимание людомара привлекла полу деревенька полу городок у ее стен. Она словно всем своим существом жалась к замку, стараясь обнять его как можно шире.

Лес остоял от деревни на полет стрелы выпущенной из добротного боевого лука, но видимо это мало успокаивало ее обитателей. Все пространство между лесом и деревней было изрыто рвами, утыкано кольями, рогатинами и другим боевым инвентарем.

Как не странно, но это намного облегчило людомару задачу проникновения внутрь. С наступлением сумерек, он спокойно дошел до кромки леса и огляделся по сторонам. Невдалеке виднелось преломленное посредине дерево. Его очертания постепенно растворялись в темноте.

Над горами разнесся далекий вой. Из какого-то ущелья выстрелом донесся рев двух дерущился хищников.

Людомар и сам не заметил, как мыслями унесся к Ириме. Как она там? Запах оставленный чудищами должен был уберечь ее от зверья, но все же.

Он моргнул, отгоняя эти мысли. Они не давали сосредоточиться.

Ему нужен кто-то, кто поймет имя Тикки. Он будет произносить его между прочим, как бы невзначай. Надежда небольшая, но навряд ли Тикки умолял его идти в крепость. Скорее всего, речь шла об этой деревне.

Подобно тени людомар скользил по полю, умело скрываясь за малейшим его выступом. Когда он добрался до первых домов деревни, то без труда определил куда ему идти.

Его удивил многоголосый шепот, доносившийся с улиц. Сын Прыгуна не привык слышать подобное.

Едва он ступил на деревянную мостовую деревни, как невольно замедлили шаг. Он не ожидал увидеть в этом, на вид, маленьком поселении столько много олюдей и брездов. Ему попадались даже мумы — потомки пасмасов и тааколов. Они деловито вылезали из нор, коих по обеим сторонам дороги было безмерное количество и бежали в разные стороны — каждый по своим делам.

Дома здесь не играли ту роль, которая отводится везде жилищам. Нет, дом в этой деревне был тамбуром для прохода в дюжину дверей, ведущих вертикально вниз. Стены помещений были усеяны мелкими желтыми кристаллами. От них исходил теплый свет.

— Двигай быстрее, — подтолкнули его.

Людомар намеренно сутулился, чтобы показаться ниже. Но это оказалось напрасной предосторожностью. Большое количество брездов: воинов и просто поселян, добавляло местному люду высоты и мощи. Охотник выпрямился и вошел в одно из строений, спустился по лестнице и очутился в харчевне, служившей одновременно и спальным местом.

К нему подошла пухлая пасмаска — он впервые видел пухлую пасмаску — и спросила, что ему принести. Он попросил поесть и выпить. Она не удосужила его дальнейшим распросом и ушла.

Рядом зашевелился спящий холкун. Он был пьян и его кусали блохи — людомар чувствовал их запах.

— Дебы давай, — приказала пухлая пасмаска, тяня к нему ручку-плюшку. Она была настолько белой и какой-то чистой, что смотрелась неуместно в грязи харчевни.

Сын Прыгуна вытащил деб, добытый у убитых воинов.

— Много. Дай меньше.

— Меньшего нет.

— Тогда жри больше, — решила пасмаска и поставила перед ним все, что было у нее в руках: три жарких с овощами, четыре кружки с напитком, пахнущим омерзительно, и два клубня какого-то растения, скорее всего прикуска.

Близлежащий холкун снова зашевелился и сел. Его мутные глаза медленно сфокусировались на еде и он потянул к ней руку. Путь его руки к еде преградила воздушная на вид ручка пасмаски. Она подошла и с такой силой долбанула холкуна по голове, что тот рухнул под стол и снова затих.