Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]

Когда талые воды тридцать шестой раз омыли скалистую почву Боорбогских гор и в высокогорье в тридцать шестой раз рассыпалось по полям цветочное разноцветье, он дослужился до звания начальника отряда — пориана. Даже сейчас Дигальт не мог припомнить, отчего ему в голову стали проникать мысли, которых ранее в ней никогда не водилось.

Если бы он был обучен грамоте и знаком с каким-нибудь искусством, то без труда бы определил, что желание, пробудившееся в нем всегда носило шипящее название тщеславие.

Проснувшись однажды по-утру в казарме, Дигальт вдруг осознал, что пориан уже не его звание; что оно уже его не устраивает и ему хочется стать энторианом. Дигальт до сумашествия возжелал иметь свой дом, чтобы привести в него женщину, завести детей, какую-нибудь скотину и жить, как… как жил Сиине — энториан их отрядов в высокогорье Боорбогских гор.

Дигальт мучился осознанием того, что навряд ли когда достигнет желаемого и до конца жизни обречен делить казарму с доброй сотней таких же как он брездов. За какие-нибудь две луны чувство, взрощенное в нем неведомой до того силой, так сильно истрепало нутро воина, что он стал вспыльчив, невоздержан в питье и расхлябан сверх меры.

Брезд даже и не помнил, что произошло. Ему говорили, что он едва не убил оридонца, который привычно насмехался над брездами и вызывал одного из них на бой. Все сотоварищи Дигальта предупредительно отворачивали лица, когда наглый оридонец подходил к ним. Он трепал их за волосы, дергал за уши, и очень удивился, когда отлетал в другую часть комнаты, сраженные горизонтальным ударом наотмах.

Говорят, Дигальт даже в поднялся со скамьи, однако его силы оказалось достаточно, чтобы зашвырнуть оридонского ублюдка куда подальше.

И вот… угрюмые утесы Эсдоларка Прибрежного показались прямо перед небольшим отрядом, вереницей вихляющего по узкой скалистой тропинке, выдавленной в скалах под многовековым напором ступней.

Солнце стояло в зените, но проку от этого не было никакого. Отряд провинившихся под охраной нескольких дремсов только что вышел из-под сени леса. Темная полумгла сменилась серой полумглой: над Эсдоларком всегда нависали тяжелые тучи.

Вдалеке доносился шуршащий грохот — это тяжелые волны Великих вод набегали на скалистую стену глубоко внизу и разбивались о нее в бессильной злобе.

— Оне, Вип, — поднял оружие воин в серых одеяниях, появившийся словно бы из-под земли (вернее сказать, из скалы).

— Оне, Балав, — приветствовал его один из конвоиров.

— Что-то зачастил ты сюда. Неспокойно у вас? — спросил Балав.

— Обычно, — пожал плечами дремс. — Их больше стало не знаю, почему. Пьют больше, хе! — Он обернулся к отряду. — Забирай их с глаз долой. Надоело до тошноты. Пусть узнают, как хорошо в Равнинах.

— Уже скоро узнают, — улыбнулся Балав. Он кивнул своим людям. Обогнув отряд, они заняли места дремсов. — Прибрежье и Холмогорье их многому научать и быстро собьют спесь.

— Поскорее бы боги снизошли до этого.

— За богами дело не постоит. — Балав протянул Випу мешок с провизией на обратный путь и откланялся: — Оне!

Значит, дремсы больше не будут сопровождать их, пришло на ум Дигальту. А кто это такие? Серые фигуры почему-то не предвещали ничего хорошего.

Едва он успел подумать об этом, как над отрядом взвился кнут и опустился на левые плечи сразу нескольких преступников.

— Пшли, презренные черви.

Да, он знал это. Он чувствовал. Дремсы много добродушнее, чем эти.

Отряд ускорил шаг.

Ирима сдерживала рвотные позывы. Вязкие, склизкие, вонючие безмерно внутренности скользили по ее телу. Ее лицо выражало такие муки, что людомар не выдержал и рассмеялся.

— Ну что смеешься?! — насупилась она, тут же позабыв про отвращение.

Охотник ничего не ответил, продолжая отирать ее внутренностями освежеванной лювы.

— Тебе нравилось в Чернолесье до этого момента, — проговорил он неопределенно.

— Я не думала, что меня будут купать в этом.

— Ты не должна пахнуть холкуном. Мы сменим тебе одежду.

Девушка поморщилась.

Вот уже много дней они идут вслед за отрядом преступников, направленных в Эсдоларк. Их путь пролегал вдоль Чернолесья, затем вдоль Желтой реки. После этого они пересекли небольшую равнину, перебрались через низкогорье, углубились в лес, которого людомар никогда не знал и остановились у кромки прибрежных скал.

Отряд, за которым они шли, уже скрылся из глаз, но Сын Прыгуна особо не торопился. Запах преступников скалы сохранят еще несколько дней, и он без труда отыщет их, да и внутреннее чувство подсказывало ему, что Эсдоларк уже близко.

Продолжая натирать кожу Иримы, людомар продолжал внимательно принюхиваться. Ему слышались запахи, которых он никогда не знал: холодный немного горьковатый с примесью соли запах моря, аромат низкорослой прибрежной растительности. Обоняние охотника улавливало пребывание и живых существ, среди которых были и такие, кого он не смог распознать.

— Хватит. Больше не могу! — Девушка резко встала и отошла от него.

Людомар взвалил себе на плечи внушительных размеров нагромождение из чего-то бесформенного и, кивнув ей, вышел на скалистый берег.

Эсдоларка они достигли ближе к вечеру. Им оказался не город, но замок весьма специфической формы и способа строительства. По сути Эсдоларком была коронообразная скалистая гряда обнесенная массивной, на вид очень старой, каменной стеной. Неизвестно из чего были сделаны богами горы, но их пористость весьма удачно подходила для устройства жилища.

Сын Прыгуна тут же окрестил Эсдоларк просто муравейником. Его острый взгляд заметил крошечные фигурки, которые двигались к одним из ворот. Это были приговоренные преступники.

Охотник огляделся по сторонам. Высокие стройные густые леса на треть покрывали склоны близлежащих скал. Повсюду струились небольшие ручьи, легко переходя от речушек к заводям либо весело спрыгивая с одного склона на другой в виде водопадов. Его нос донес ему присутствие разнообразной дичи. А это значило только одно: жить здесь можно. Поняв это, Сын Прыгуна мгновенно успокоился. Его уши медленно втянулись обратно, и он повернулся к девушке.

— Мы будем там, — он указал в сторону одного из ручьев.

Лес милостливо принял их под свой покров и внимательно приглядывался к вновь прибывшим. Еще не наступила ночь, когда людомар почуял запах хищника этих мест. Он еще не видел его, но знал, что это хищник. Вместе с терпкой вонью до нюха охотника долетал смрад от разлагающейся полупереваренной пищи, костей и внутренностей.

Ночь путники переночевали на дереве, где бесформенный заплечный багаж людомара преобразился в искуственную подстилку для девушки, состоявшую из переплетенных между собой копий.