Катерина Снежинская - Пилюли для феи

— Рахат-лукум твоих слов мёдом льётся в уши. Но мудрость их столь сладка, что не достигает моих мозгов, — восхитился сыщик.

— Твои речи остры, как жало пчелы, — не остался в долгу тег, — а голова округла, словно задница верблюда. И столь же наполнена. Ты сторонами света ошибся. Я не с того востока.

— Точно, — задумчиво согласился Мастерс, явно размышляя о чём-то своём. — Кстати действительно, почему Ближний Восток — это восток и Острова тоже восток? Хотя они в разных сторонах и, вообще, пол монтажки по карте? Только я всё равно ни демона не понял.

— А тут и понимать нечего, — Яте натянул перчатки, критически оглядел отражение в зеркале на дверце гардероба и надвинул котелок пониже. Элегантная одежда положения не спасала — качественно и регулярно набиваемая тегская физиономия представительности образу добавлять не желала. — Предлагаю поменяться заданиями. Ты ищешь врача, а я вашего Призрака.

— С чего бы это? — изумился Рон.

— С того, что доктора найти всё равно шансы нулевые. А оборотня для меня разыщут за день.

— Кто?

— Неважно кто и неважно как, — в Курой явно проснулась страсть предков к загадочности. — Важно, чем мотивировать.

— И чем?

— А это тоже неважно. Ну, так что?

— Да иди ты куда хочешь! — сдался Мастерс, — Только с глаз скройся! Достал! И так башка трещит.

— Корень валерианы или…

— Я понял!

«Иди куда хочешь!» — совет, конечно, хороший. А, главное, применим к самому себе. Даже если вычеркнуть из условий задачки собственные переживания и эмоции, ответ найти непросто. Действительно, как разыскать в Элизии врача, если знаешь только имя его пациентки, причём двухгодичной давности?

Рон постоял, раскачиваясь с носка на пятку, тупо таращась на собственное мутное отражение в оконном стекле. И старательно пытаясь вымести из головы все ненужные мысли, которых там накопилось чересчур много. Собственный череп оборотню напоминал чердак, куда годами стаскивали хлам. Точнее, нужные вещи. Из тех, что выбросить никак рука не поднимается — ведь обязательно пригодятся. Только неизвестно кому и когда. Вот и думы были такими же необходимыми. Но не здесь и не сейчас. А стоило бы и на деле сосредоточиться. Хватит Богов, а заодно, и Росса гневить. Без того на нервах. И Семеро, и начальство.

Мастерс неторопливо натянул куртку, долго искал кепку и не нашёл. Вспомнил, что, вроде бы, оставил её дома — то-то голова мокрая. С утра в Элизии зарядил противный снег пополам с дождём. Пришлось так и идти, натянув воротник по самые уши. А что делать? Если уж жизнь решила повернуться спиной, то выдаёт по полной.

Непонятно, за что судьба — или элизийская погода? — обозлилась на своих любимчиков, населявших модный дом, в котором квотировались и Олэаны, а только здесь тоже было холодно и неуютно. Не в самом здании, понятно — вокруг. Мокрый унылый скверик скучал, лавочки, будто разом вылиняв с небесно-голубого до серого, пустовали — ни строгих нянечек, ни детей. Только на низком кованом заборчике, нахохлившись, словно недовольный воробей, сидел парнишка. При виде Мастерса он едва заметно покачал головой и снова уставился себе под ноги, сунув руки в карманы большого — не по росту — твидового пиджака.

Уличная команда Росса бдила, но всё без толку — ни фат, ни его дочь дома не появлялись. Другого ждать не приходилось.

Оборотень подышал на замёрзшие пальцы — перчатки он тоже забыл — разглядывая парадный вход. Полированные двери, утратившие гордое сияние, выглядели как ворота непреступного форпоста. Или банковского хранилища. Одно на одно выходило: за ними Мастерсу делать нечего. Да и вообще непонятно, зачем сюда заявился.

Ну, допустим, за лекарствами сами господа не ходили, прислугу посылали. Значит, служанки должны знать адрес аптеки, где снадобья готовили. А у фармацевта, скорее всего, хранятся рецепты, выписанные тем самым неуловимым доктором. Да не скорее всего, а наверняка — не микстуру от геморроя продавал. Только вот Олэан с тех пор весь штат поменял и не один раз. Где теперь тех служанок найдёшь? Консьержи и лифтёры тут не помощники. Вряд ли они что-то знают, а знают, так не скажут ни по доброте душевной, ни за деньги. Или скажут, но не сразу, возись с ними…

Мастерс не спеша обошёл вокруг дома, зачем-то подёргал ручку чёрного хода — закрыта, естественно. Огляделся. Короткая кишка переулка была пустынна, тиха и, как ни странно, практически суха. Крыши домов почти соприкасались и чисто выметенная брусчатка только мокро поблёскивала. Оборотень снова глянул на дверь, провёл пальцем по петлям, отёр масло о куртку.

Естественно, что замки и петли тут регулярно смазывали. Этим же ходом пользовались активно. Не станут же горничные, служанки, повара да носильщики через парадный вход сновать.

Рон усмехнулся, шаркнув ногой по брусчатке. Интересно, а дворники тут часто меняются?

Желающие разыскать Папашу Руха днём должны были посетить замечательное заведение под названием «Золотой пескарь», в народе больше известное как «Обдираловка». Позиционировала себя шарашка — ни много, ни мало — «кафе со спиртными напитками». Почему именно кафе, а не, допустим, бар или на худой конец ресторан, кажется, не знал никто.

Зато всем любителям чуть-чуть незаконных, полузаконных и совсем запрещённых азартных игр в Элизии было известно: в «Обдираловке» самые высокие ставки, самые понятливые букмекеры и любому доступна игра в долг. Правда, проценты по кредитам тут тоже «самые». А методы убеждения должников совсем негуманные. Но когда хочется сорвать большой куш на халяву, приходится рисковать. Даже целостностью собственных конечностей.

В общем, желающим встретиться с Папашей прямая дорога к «Пескарю». Другое дело, что желающих находилось немного. С теми, с кем устроитель боев дружил, дварф встречался сам, и время свидания тоже назначал самостоятельно. Ну а тех, на кого у него зуб имелся, находили. Как бы несчастный от рандеву не уклонялся. Яте повезло оказаться в числе немногих нахалов, по собственной воле разыскивающих Папашу. Но Курой такую наглость мог позволить.

Тег едва успел шепнуть бармену о цели своего визита и понюхать пойло, которое в «кафе» за вишнёвый ликёр выдавали, как дварф, сияя в полумраке двенадцатью золотыми коронками, выплыл откуда-то из подсобки. То, что коронок именно двенадцать, а не пять и не двадцать, Яте разглядел без труда — уж слишком широко, радостно и дружелюбно улыбался Папаша. Примерно, как крокодил.

— Те-ег, дружи-ище, — радушно раскрыл объятья дварф, будто и вправду надеялся прижать Курой к своему выдающемуся пузу. — Как же я рад тебя видеть! Рад, рад, даже не сомневайся. В самый раз собирался весточку послать! В среду-то тебя не было. Да я и покумекал, думаю: чего зазря парня тревожить? Пусть отлежится, а я ему пока стоящего бойца предложу. И…