Катерина Снежинская - Пилюли для феи

Поток дружелюбно-снисходительного бреда криминалист перебивать не стал. Просто вытянул из кармана пачку купюр — такую толстую, что подкладку вывернуло — и шлёпнул деньги на стойку.

— Это что? — глубокомысленно пыхнув огрызком неизменной сигары, кажется, приросшей к толстой губе, осторожно поинтересовался дварф.

— Деньги, — любезно пояснил Яте.

Хотел было для пущего имиджу залихватски опрокинуть в себя содержимое рюмки, но понюхал и передумал. Имидж имиджем, а печень дороже.

— Эт’ я вижу, — Папаша улыбаться перестал. Кабаньи глазки, выглянувшие из-под умильно расползшихся щёчек, смотрели совсем недружелюбно. Даже недобро. — Только к чему? Вроде как долгов за тобой нету.

— Долг за тобой есть, — Курой меланхолично раздавил большим пальцем таракана, зачем-то вылезшего на стойку. Видимо, и среди насекомых встречаются самоубийцы. — Теперь есть. А это ставка. На меня.

— Так-так-так, — зачастил дварф, возвращая на луноподобную физиономию сияющую улыбку. И, никого не стесняясь, потирая пухлые ладошки. — И против кого это ты, парень, выйти решил, а? Хоть бы меня предупредил по старой дружбе. Всё же не шишка с горы, а считай, импресарио.

— Считай, импресарио, — хмыкнул тег, подвигая пачку банкнот к дварфу, — Тут восемьсот чистыми.

— Ско-олько-о? — сигарный окурок отвалился вместе с нижней губой и, видимо, челюстью.

— Восемьсот, — невозмутимо повторил Курой, — твой процент стандартный. А ставки… Ставки будут высокими. Гарантирую. Но этого парня ещё найти надо. Зовут Арнэ, фамилию не знаю. Армейская кличка Призрак. Оборотень. Росомаха, кажется. По крайней мере, двигается как куница и псих ещё тот. Рожа с левой стороны палёная. Найдёшь, короче.

— Армейский — эт’ хорошо, — протянул дварф, забираясь на табурет, стоящий рядом с Курой. Короткие ножки и чересчур объёмный живот не позволили Папаше взгромоздиться ни элегантно, ни просто небрежно. Но когда речь о деньгах заходит, какой же дварф станет о внешнем виде думать? Тут бы дела обсудить, выгоду просчитать и подумать, как ближнего объегорить. — Только сколько их, армейских? Не слишком это и интересно, слышь, Тег?

— Про ликвидацию императорской семьи знаешь? — поинтересовался Курой, вертя злосчастную рюмку. С ней что-то нужно было решать. Раз заказал — пей, а то слабаком сочтут. Но печень всё же жалко. — Ну, так он активное участие в этом деле принимал.

— Так-так-так, — повторил Папаша, начав барабанить крепкими ногтями по стойке. И заставив Яте вздрогнуть — тег даже обернулся, почудилось, что вместо дварфа рядом альв сидит. — Но ты же ляжешь, Тег, — сказал эдак сочувственно, разве что по головке не погладив.

— Не… — с трудом выдохнул Курой. Пойло оказалось не только мерзким на вкус, но и жутко крепким. Таким драконов потчевать, чтобы огненными очередями плевались. — Не лягу… — теперь горели не только обожжённый рот и горло, но и желудок. Всё-таки сложно удерживать каменную физиономию, когда слезы норовят градом хлынуть. Но Курой справился. — Пусть твои мальчики прошвырнуться по притонам, где опиум курят. Там его и найдёте.

— О как! — вроде бы изумился Папаша, а у самого в глазах столбики цифр стоят — не дварф, а арифмометр.

С другой стороны, озадачишься, когда куш обещает быть не просто немалым, а очень и очень нехилым. Громил-то тег уже разделывал, этим почтенную публику не удивишь. А вот если пустить слушок, будто этот Призрак служил и в чём участвовал, о дурных привычках, естественно, умолчав, то… Как ни крути, а профит изрядный. Пару тысчонок поставить на одного бойца, пару на другого — и при любом раскладе с наваром останешься. Да и репутации такое мероприятие на пользу будет.

— А у тебя-то в этом какой интерес, а, парень? — добродушно прищурился дварф.

— Думаешь, мне деньги не нужны? — усмехнулся Яте.

Папаша смотрел на тега искоса, но эдак проницательно — и впрямь умудрённый жизнью отец на наивного отпрыска. Курой поморщился. Выходило не слишком ладно, причём у обоих. «Импресарио» то и дело забывал о том, что он всего лишь дружелюбный толстячок. А у тега с объяснениями выходило… не очень. От денег он никогда, конечно, не отказывался. Только и особого интереса к ним не проявлял. Его всегда больше сам процесс зарабатывания увлекал.

— Да подумываю завязать я, — попробовал зайти с другой стороны медик, — не мальчик уже.

— Жениться надумал, что ль? — ухмыльнулся дварф. — Уж не на той ли горячей штучке с зелёными глазками? — Курой было далеко до горячей штучки, но глазками тег стрелять тоже умел. Зыркнул так, что Папаша чуть своей сигарой не подавился. — Ладно, ладно… Извиняюсь я. Дело твоё, в него не лезу. А вот по рукам ударить готов. Ты как?

Яте молча протянул ладонь. Пожатие у Руха оказалось неприятным — мягким, липким. И руку Яте он задержал, потянул на себя с нежданной силой.

— Только учти, Тег, мы теперь партнёры. Парня я этого найду и на бой уговорю. Но уж и тебе пятится некуда. Сказал: бою быть, значит, выйдешь. Что случится, ежели ты свинтить захочешь, говорить не стану, сам всё знаешь.

А вот тут настало время Курой давиться. Как-то не рассчитывал он на самом деле снова с громилой в спарринге встретиться — собственные силы реально оценить умел. А вот с просчётом последствий, видимо, промахнулся.

Временное помещение, выделенное для ветеранской комиссии, ничем не отличалось от постоянного, так неловко спалённого разгулявшимся альвом. Припоминая сие досадное недоразумение, Алекс даже что-то вроде стыда почувствовал. То есть, не стыд, а, скорее, неудобство, эдакий дискомфорт. Всё-таки он почитал себя законопослушным гражданином. Ну, почти. А тут, получается, попортил имперское имущество ни за что, ни про что. И даже вины не чувствовал, пока снова не попал на улицу Тридцати страждущих. Выжженное до самой земли пятно зияло немым укором.

К счастью, в Казначействе запас унылых особнячков с облезшими стенами, перекошенными рамами, сквозняками и серыми в жёлтых пятнах потолками был безграничен. И комиссия вполне себе уютно устроилась на новом месте: тишина, ни души и пылью пахнет. Часы, вроде как, приёмные, но кого это волнует? Пришлось управляющему «Следом» хорошенько попетлять по закоулкам и этажам, тычась в запертые двери. В открытых же кабинетах Росса встречали неизменным: «Закройте дверь с другой стороны!». И даже типично альвовская физиономия на служащих не действовала. Клерки Комиссии, прибывавшие в раздражении и чёрной меланхолии, раболепствовать перед лордом отказывались. Видимо, потеря родных стен сказалась на них гораздо сильнее, чем предполагал Алекс. А говорят ещё, что у канцеляристов души чёрствые!

В итоге Росс справился сам. Метод тыка, то есть открывания всех дверей подряд, помог. И в очередной крохотной каморке обнаружился-таки бывший сержант Три Ригис, больше известный узкому кругу как Три Полбутылки. Приходу альва оборотень не удивился, но и не обрадовался. Хмуро глянул на посетителя из-под кустистых бровей и молча махнул в сторону неизменно колченого стула, приглашая устраиваться.