Тамора Пирс - Воля Императрицы

— Но ты можешь сбежать, — указала она.

— И по контракту он может кого угодно попросить вернуть меня, — отрезала Гудруни. — Единственный способ для женщины быть освобождённой от контракта — подать прошение своему сеньору, чтобы контракт был разорван.

— Так почему ты этого не сделала? — поинтересовалась Сэндри. — Кузен Амброс — честный человек. Почему ты к нему не обратилась?

— Потому что он здесь — не сеньор, — прошептала Гудруни. — Ваша мать дважды проезжала мимо меня, когда я пыталась просить у неё в прошлом. Теперь я пришла к вам. Пожалуйста, Клэйхэйм . Я сделаю всё, что вы попросите, лишь бы вы освободили меня от него.

Сэндри осознала, что пытается отодвинуться подальше от Гудруни. Эта женщина же не могла сказать такое о её матери. Сэндри уже не первый год знала, что её мать была искательницей удовольствий, красивой женщиной, которую волновал лишь её муж, её дочь и её увеселения. Она никогда не думала о том, что это делало её мать очень плохой дворянкой.

— А что твоя собственная семья? — поинтересовалась Сэндри. — Они же наверняка возражали. Разве они не искали тебя, пока он держал тебя взаперти?

— Кроме родителей у меня нет других родственников, — ответила Гудруни. — Мои сёстры вышли замуж и уехали из Ландрэга, а братьев нет. Люди из деревни меня искали, но… есть определённые знаки, который мужчина оставляет для указания того, что он взял женщину для свадьбы на лошадином крупе. Так это называется у нас, деревенских. В основном это — безобидный способ обойти слишком строгих родственников, или не ждать свадьбы, или добавить остроты в побег с невестой. Он им сказал, что я выбрала его своим ухажёром, и они поверили. Я успела разозлить достаточно матерей, играя с их сыновьями. Они были рады думать, что так я выйду замуж.

Она дрожащей рукой откинула со лба копну волос, с любопытством взглянув на Сэндри:

— Вы правда не знали об этом обычае? О похищении женщины, настоящем или притворном, и об удержании её в тайном месте до того момента, когда она либо сбежит, либо будет вызволена, либо подпишет контракт и выйдет замуж?

— Я никогда ничего подобного не встречала, — мрачно ответила Сэндри. — Гудруни, если ты мне лжёшь…

Гудруни встала на колени:

— Обычай идёт из старого Хэйдхелтака, — назвала она древнее государство, из которого выросла наморнская империя. — Вы можете осведомиться у императрицы, если посмеете. С ней это проделывали дважды, но оба раза она сбегала до того, как её удавалось заставить подписать контракт. Наказание, обрушившееся на её пленителей, когда она освободилась, заставило всех мужчин думать дважды, прежде чем пробовать сделать с ней такое.

— Но разве она не отреагировала бы так же, если бы это случилось с другими женщинами? — потребовала Сэндри, чувствуя, будто ровная и надёжная почва уходит у неё из-под ног.

Гудруни снова вытерла глаза, когда по её щекам опять потекли слёзы:

— Когда какая-то дворянка к ней пришла, императрица сказала, что любой женщине, оказавшейся достаточно глупой, чтобы её поймали как птицу, самое место в клетке, где она и должна быть довольна своим хозяином.

Сэндри содрогнулась. «Да, это похоже на Берэнин», — недовольно подумала она. «Вполне в её манере презирать других женщин за то, что они не сумели сбежать так же, как она».

— Ну сейчас мы ничего не можем поделать, потому что ворота заперты на ночь, — сказала она Гудруни. — Утром я исправлю это для тебя, Гудруни.

Она прикусила губу, чтобы не задрожать от стыда. Когда снова совладала с предававшим её чувства голосом, она очень тихо произнесла:

— Я прошу у тебя прощения за… мою семью. За то, что мы не выполнили для тебя наш долг. Ты заслуживала лучшего.

Она прочистила горло, наскоро вытерла щёки и сказала уже более деловитым тоном:

— Под мою кровать задвинута другая, более низкая. На ней ты, по крайней мере, сможешь вытянуться.

Гудруни вытянула кровать, пока Сэндри снова прикрывала камин.

— А что твои дети? — спросила Сэндри, забравшись обратно в кровать. — Что будет с ними?

Гудруни слабо улыбнулась, сев на своей кровати:

— Они останутся со мной, — сказала она, поворачиваясь, чтобы задуть свечи. — Как и везде, здесь место детей — с матерью.

В свете хрусталя Сэндри она сняла свои туфли и заползла под одеяло на своей кровати, которая предназначалась для служанки, которой у Сэндри не было.

— Отец может оплачивать — должен оплачивать — их содержание, но дети остаются с матерью. Это императрица одобряет. Детей мне удастся сохранить, потому что она распорядилась, что законом признаётся только наследование по женской линии.

— Конечно, — пробормотала Сэндри, закрывая глаза. — Чтобы отцы её собственных дочерей не могли претендовать на трон от их имени. Мне придётся выслушать показания свидетелей, — пробормотала она. — Послушать тех, кто тебя знают. После всех тех несправедливостей, что здесь произошли, я хочу удостовериться, что делаю всё правильно.

Если Гудруни и ответила ей, Сэндри не услышала. Она уже погрузилась в сон.

Даджа проснулась от криков. Взгляд на закрытые ставни явил бледные лучи утреннего света, пробивавшиеся через трещины в древесине. Она подошла к двери своей комнаты и открыла её.

— …шу мать, я знаю, что она как-то проползла внутрь! — донёсся с находившегося внизу первого этажа приглушённый рык. — Её не было всю ночь! Гудруни, я знаю, что ты здесь! Молись, потому что когда я… убери от меня свои руки, болван!

Хмурясь, Даджа накинула халат поверх ночной рубашки и вышла в галерею, окружавшую главный зал, чтобы посмотреть, в чём было дело. Лакей пытался утихомирить жилистого простолюдина с налитым яростью лицом. Именно простолюдин кричал о какой-то Гудруни.

На противоположной стороне галереи из своих комнат вышли придворные, которые, судя по их виду, не отказались бы поспать ещё несколько часов. Браяр показался из своей комнаты, бросив через плечо:

— Оставайся здесь, Жэгорз. Какому-то каку шлея под хвост попала.

Он подошёл к Дадже, оглядывая разыгрывавшуюся внизу сцену.

Третья дверь на их стороне галереи со стуком распахнулась, обратив на себя внимание всех присутствовавших. К перилам галереи подлетела Трис в халате и ночной рубашке, развевавшихся на ветру, разметавшем её косы, высвобожденные на ночь из их клубка. Увидев её красное, остроносое лицо, обрамлённое ползучими молниями, люди на первом этаже замерли. Трис сжала Чайм обеими руками, когда стеклянная драконица тревожно заверещала, сама засияв от молний.

— Тихо, — приказала Трис.