Михаил Успенский - Белый хрен в конопляном поле

Шуту хорошо — ему все можно, он веселый сирота среди серьезных семейных людей.

Вот министру, казначею, полководцу было бы не с руки сидеть в кабаке с послом иной державы — могут заподозрить в сговоре, даже если эта держава считается дружественной. На то к министрам, казначеям и полководцам приставлены особые люди, и это водится даже в такой бесшабашной стране, какова Гран-Посконь. И не хотели, да пришлось завести таких особых людей. Чаще всего под видом толмачей.

А шуту все можно. И толмача ему не нужно.

И с бонжурским послом они знакомы давным-давно: Пистон Девятый назначил на эту должность графа де Кадрильяка, некогда юного оруженосца, что сопровождал будущего бонжурского монарха в опасном пути из Варягии в Бонжурию, а также во всех прочих походах. Так что это была встреча старых боевых товарищей-комбатантов.

Не одни они — вся столица гуляла, оплакивая гибель королевы и радуясь рождению наследника.

— Признаюсь, дружище, я не узнаю нашего доброго капитана Ларусса. В проклятом Чизбурге его словно подменили. У вас в народе ходят упорные слухи, что он обезумел, ворвался в башню и перебил там всех, включая свою королеву…

— Ну, всех слухов не переслушаешь, — сказал Ироня. — Про эту башню и раньше говорили, что там неладно. Голоса какие-то, свечение по ночам… Но не верится мне, граф, чтобы мог он поднять руку на Алатиэль. Да и за пьянство на посту он никого смертью не карал. По морде — это да, у него на это дело рука легкая. То есть тяжелая, но все равно легкая. Вернее, скорая. И уж подавно не стал бы он глумиться над телами.

— А что говорит сопровождавшая короля дама?

— Бабка, что ли? Да она и до того была глупа, а тут и вовсе спятила.

— И все равно он вел себя весьма странно. Отчего никто не видел останков королевы? Почему наш венценосный друг никого не впускал в башню? Почему он самолично оборудовал усыпальницу?

Ироня пожал плечами.

— Может быть, не хотел, чтобы народ видел ее искаженное муками лицо, — откуда нам знать?

— Как, однако, чувствительны в вашей стране сыновья шорников!

— И не говорите, ваше сиятельство.

— Но вам-то, вам-то он мог сказать правду — как это водится между старыми друзьями?

— Шутам, граф, короли доверяют даже охотнее, чем друзьям. И тем не менее я знаю обо всем этом не больше, чем вы.

— Там, говорят, была еще одна женщина…

— А-а, повитуха? Так ее сослали за Можай. С пожизненной пенсией. Так, во всяком случае, объявили. И семьи караульщиков получили хорошую виру, и родня горничной…

— Что такое Можай? — спросил Кадрильяк.

— Никто не знает, что такое Можай, — сказал Ироня. — Но оттуда как-то не принято возвращаться. Баба была одинокая… А может, и прибил он ее сгоряча, что плохо со своим делом справилась… Закопал где-нибудь в склепе… Хотя не верю я в это. Да и незачем нашему другу Пистону знать все эти страшные подробности. У него своих ужасных тайн хватает. То ли мы про вашу Фалалеевскую ночь не слышали?

— Навет! Это была чистая политика! Внутреннее дело Бонжурии! Никакой магии! — возмутился граф де Кадрильяк.

— Разумеется, перерезали всех мотоботов — вот уж где политика! Река Солома, говорят, кровью текла! Ну да это ваше дело, мы в него не вникаем — и ждем взаимности.

— Вот-вот! — обрадовался Кадрильяк. — И я говорю о взаимности! Давайте обменяем одну государственную тайну на другую.

— Давайте! — сказал горбун и наполнил кружки настоящим бонжурским вином из посольских запасов. — Да вы угощайтесь, граф, не чинитесь!

Граф несколько оторопел, но кружку осушил.

— Самое главное для посла — пить не пьянея! — сказал Ироня и снова взялся за кувшин. — Для солдата это умение не суть слишком важно, но для амбассадора — о! Но я вас живо научу. После первой у нас не закусывают, то же самое и со второй. Только после третьей можно позволить себе один — один! — ма-аленький соленый грибок. Не больше!

Посольская наука удавалась графу на удивление хорошо. Он узнал, что в Гран-Поскони принято ослаблять действие вина с помощью обычных застольных прибауток.

— Сие есть ейролингвистическое программирование! — похвастался Ироня и провозгласил: — Ну, за Стремглава за отца, за Кренотена-мертвеца! И пошло:

— Пей по всей, да примечай гостей!

— Рюмочка златая, ты откуда? Да с Алтая! А паспорт есть? Нема! Вот тебе и тюрьма!

— Рюмочка чумаза, ты откуда? Я с Кавказа! Руки к стенке, ноги врозь — ничего, пройдешь авось!

— Рюмочка затейна, ты откуда? С Лихтенштейна! А имеешь ли визу? Нет? Так и ступай книзу!

— Рюмочка медна, вино держать вредно, а мы ее вот — и в рот!

— Рюмочка железна, пить дюже полезно! Укрепляет печень, коли заесть нечем!

— Рюмочка из стали, пить мы не устали! Здоровит желудок, не мрачит рассудок!

— Рюмочка из бронзы, отвлеки от жизненной прозы! Чтоб звон стоял и дети были!

— Рюмочка алюминиевая, не пройди помимо нее! На горе вражьих стай чарку опростай!

— Рюмочка хрустальна, пьем, товарищи, за Сталина бальзам из вольного Таллина! И за друга Веллера тоже выпить велено!

— Рюмочка спиртного, ты откуда? От Смирнова! А есть ли медали? Ну, только тебя и видали!

— Рюмочка красива, ты откуда? С Тель-Авива! Ну, за Ивана-царевича, за Арона Кеглевича!

— Кьянти два стакана, вы откуда? С Ватикана! Ну за папу римского, за вертухая Нарымского!

— Кальвадоса два бокала, сколь ни пей — все будет мало! Выпьем за Ремарка, чтоб стоял, как Триумфальная арка!

— Две стопки виски сердцу дороги и близки! Есть в брюхе место выпить за Хемингуэя Эрнеста!

— Коньяк «Камю» наливать кому? Хоть он и верблюд, а люди его пьют!

— Бренди два ковша, вы откуда? Из США! Так подвинься, душа! Буш тому в глаз, кто не выпьет за Техас!

— Две кружки кваса, да вы тоже из Техаса? Квасом запивай, а про джин не забывай!

Как раз на квасе посол Бонжурии и поломался, начал размахивать длинным указательным пальцем и толковать:

— Чизбург! — кричал он на весь кабак. — Все дело в Чизбурге!

— А Чизбург-то тут при чем? — не понял горбун.

— При всем! — мрачно сказал Кадрильяк. — Его величество опасается, как бы нам не пришлось начинать все сызнова…

— Вот те на! — сказал Ироня. — Да ведь вы же там все окрестности запустошили и даже развалины с руинами посыпали солью…

— Солью, — подтвердил посол. — И перцем. Но вот шпионы наши… То есть, шпионы ваши, а наши разведчики… Или лазутчики? Или сыщики?

— Или пронырщики, — предвосхитил его шут. — Ну, что они докладывают?

Кадрильяк посмотрел на него хитренько-хитренько.

— Стены, — сказал он и попытался уснуть, пристроив под голову миску с одиноким соленым рыжиком.