Михаил Успенский - Белый хрен в конопляном поле

Таков был мир, в который пришли принцы Тихон и Терентий.

Как уже было сказано выше, Гран-Посконь воздвигнулась на восточных рубежах старой Агенориды внезапно, как возникает из тумана ледяная гора перед носом обреченного корабля, как появляется бдительный ночной патруль перед изумленным ловким лазутчиком, как разверзается ловчая яма под тяжелыми лапами могучего хищника, уже уверенного что добыча достанется ему.

Иноземные купцы вдруг с ужасом узнали, что продавать им за бесценок лес, мед и пеньку больше никто не намерен, а вместо глуповатых боляр и хворян, знать не знавших настоящей цены своим природным богатствам, появились тороватые мужички с обозами первоклассных товаров. Языками мужички покуда не владели, но учились быстро и торговались яростно. Мало того, явственно обозначились и рубежи новой державы, и оснастились эти рубежи заставами и таможнями, и лупили эти таможни с чужестранных негоциантов такую пошлину, платить которую можно было только с большим кряхтеньем и оханьем.

Уклонинские атаманы Карпо Теребенько и Карась Вульва, ходившие в Посконию пограбить, как домой, почувствовали на себе тяжкую руку нового посконского владыки. Атаманы поплакали о прежнем вольном житье, утерли глаза атласом необъятных своих шаровар да и предпочли доброй посконской виселице добрую вассальную клятву.

Варяги, пошедшие в очередной сезонный набег вниз по матушке по Вобле, были обстреляны с берегов из камнеметов и пошли в основном ко дну вниз головами, потому что на головах были тяжелые рогатые шлемы.

Немчурийский боевой орден Броненосцев попробовал попытать счастья на тех же северных рубежах, но навстречу ему из лесов вышла закованная в латы пехота, подкрепленная арбалетчиками. С тех пор о Броненосцах никто не слышал, а само имя их в знак презрения было торжественно присвоено заморскому безобидному зверьку, покрытому чешуей.

Сарацины, отправившиеся в Южную Посконию в очередной поход за невольниками, сами оказались в плену, были направлены в глубь страны и там, ради сохранения жизни, приняли на себя обязанности дворников в строящихся городах.

Даже в далекой Бонжурии Пистон Девятый, в котором до сих пор король продолжал бороться с рыцарем, признал, что не надо было ему никуда отпускать капитана Ларусса, а надо было плюнуть на недовольство вельмож, дать капитану герцогский титул и пожаловать прекраснейший в стране замок под названием Эван-Дюрак. Теперь же приходилось Пистону терпеть при дворе невежу, посконского посла графа Верзило по прозвищу Долгая Сабля, грубого мужлана, который, вместо того чтобы мочиться на стены королевской резиденции, как все добрые бонжурские шевалье, сколотил для себя и своих сотрудников особую отхожую будку с ямой и поговаривал уже о строительстве бани.

За право посещать означенную будку придворные охотно платили послу государственными тайнами, а что же будет, когда баня откроется?

Но это еще полбеды. Бонжурские, немчурийские и прочих стран крепостные земледельцы, прослышав о прекрасном житье в Гран-Поскони, начали помаленьку туда бежать.

Тем более что выдающийся бонжурский астроном и звездоблюститель Карман де Промедоль выглядел в свою подзорную трубу, что галактики разбегаются. Открытие это советники короля не догадались вовремя засекретить, и оно стало достоянием агеноридской общественности. «Ты гляди — галактики безмозглые, и те уже разбегаться начали, а мы-то что сидим, чего дожидаемся?» — толковали меж собой крепостные звездными ночами, а к утру их и след простывал.

Ученые мужи из Плезирской Академии организовали меж собой долговременную дискуссию под названием «Посконское чудо — пропаганда или действительность?». И пришли к неожиданному, вполне преступному и антигосударственному выводу: ежели мужика не донимать, он горы своротит. Но представить себе государственное устройство, при котором мужика не донимают, никак не могли.

Да ведь и древние утопии о том трактовали: чтобы построить идеальное государство, надобно к каждому мужику приставить двоих проверял, а над двоими проверялами — троих контролял, а над теми еще целый штат надзирал плюс независимый аудит. Нынешний мужик потянуть такую ораву над собой никак не мог, но в будущем предполагалось устроить все именно так.

Никто ведь не ожидал, что мужицкий король Стремглав буквально воплотит в жизнь рыцарский девиз «Делай, что должно, и пусть будет, что будет».

Бонжурский посол в Гран-Поскони, граф де Кадрильяк, слал панические и запятнанные спиртным донесения о небывалой державе, в которой вроде бы ничего нарочно не делается, но все исполняется. Король Стремглав, доносил он, не вникает во внутренние и внешние дела, поскольку всецело занят воспитанием наследников. Меж тем поля приносят урожай, леса кишат пушным зверем, мастера же посконские перенимают ремесла от агеноридских беглецов столь успешно, что вскорости начинают превосходить учителей. Еще несколько лет — и посконичам станет тесно на их земле, и неизвестно куда, на Восток или на Запад, устремятся они.

С ужасом читал Пистон Девятый о том, что на посконских болотах то и дело поднимаются с великим шумом огненные столбы. Его придворные алхимики после катастрофы стали предельно осторожны и, как следствие, безрезультатны.

Особенно обиделись на посконичей жители Неверландов. Они навострились выращивать тюльпаны и продавать луковицы их в иные земли за хорошие деньги. Посконские мужички, ругаясь в медвежье ухо, купили несколько луковичек…

В Неверландах тюльпаны растили в горшках и на грядках, а в Посконии стали засевать ими целые поля и даже степи. Неверланды были вытеснены с агеноридского цветочного рынка, посконичи же еще и ворчали недовольно, что тюльпанными луковицами плохо закусывать совиньон.

Чуть позже посконские умельцы изготовили карманные часы с кукушкой, огранили алмаз, приделали паре инфузорий-туфелек высокие каблуки и отлили первого оловянного солдатика — правда, одноногого, но очень, очень дисциплинированного.

Галерею королевского терема в Столенграде украсила первая местного изготовления картина «Философы Бабрий и Фесон у постели больного Семулянда». Лучшие художники Агенориды приезжали в Посконию с нижайшей просьбой снять копию с этого полотна. Прославился также сей безвестный, живописец и портретом под названием «Бедная Лиза Голконда, или Девушка с усами». Искусствоведы до сих пор спорят, что именно хотел сказать мастер этим портретом.

Забеспокоилась и Стрижания, тогдашняя царица морей, когда по реке Вобле поплыл в ядовитое Синильное море первый боевой корабль, названный для красоты «Эквидистанция».