Михаил Успенский - Белый хрен в конопляном поле

— Высокоученый жеребец Сигизмунд устал от усилий. Впрочем, за дополнительную плату он поможет любому желающему воспроизвести столь же смышленых жеребят… Деньги отдайте моим оруженосцам.

Дона Кабальо увели воспроизводить, а братья стали считать деньги, и вышло больше, чем взяли у коварного гостинника.

— Ну что, к принцессе? — спросил Терентий.

— А куда же еще? — сказал Тихон.

Как уже было сказано, попасть в балаган «Поцелуй принцессу» можно было, только заплатив сперва за аттракцион «Бородатые дети». Бороды действительно имелись, и немалые, да и вообще из кудлатых волос этих деток едва выглядывали носы и поблескивали глазки.

— Вы, что ли, дети? — не поверил Терентий.

— То ли сам не видишь, чудило деревенское, — ответил самый рослый из деток. Голос у него был еще ниже, чем у дона Кабальо. — Вот гляди, сосунок, и убеждайся…

С этими словами рослый ребенок запрыгал на ножке, да так неловко, что упал.

— Не ушибся, миленький? — ласково спросил Тихон.

После этого чудесный ребенок заревел, но как-то неубедительно, будто не вовремя разбуженный медведь.

Остальные бородатые дети мрачно водили хоровод и пели какую-то не совсем детскую песенку:

Хей-хо, хей-хо,

Ты думаешь, легко

Кайлом алмазы добывать,

Природа-мать?

Хей-хо, хей-хо,

Не очень-то легко

Четыре плана выполнять,

Природа-мать!

Хей-хо, хей-хо,

Мы дышим глубоко,

А ты слыхал про силикоз

Иль нет, барбос?

Хей-хо, хей-хо,

За вредность молоко

Нам полагается давать,

Природа-мать!

Терентий ухмыльнулся и сказал, что хотел бы прослушать песенку ну хотя бы про маленькую елочку или про сказочный остров Чунга-Чанга, но бородатые дети — мал мала меньше — так на него глянули, что принц понял: еще немного, так будут ему и Чунга, и Чанга, и все сорок четыре удовольствия.

— Ладно, — сказал он. — Где у вас тут принцесса, пусть выходит — целоваться будем.

— Хлеб за брюхом не ходит, — ответил старший бородатый ребенок. — Сам в шатер зайди, небось, не прынц…

Терентий послушно зашел под своды, побыл там некоторое время…

— Обман народа! — заорал он. — Кого там целовать? Она под стеклом!

— Правильно, — сказал старший бородатый ребенок. — А как же иначе? Иначе неинтересно. Иначе любой дурак ее поцелует, разбудит и полцарства получит. Ты только сравни входную плату — и полцарства.

— Уберите стекло, я жаловаться буду! — не унимался Терентий.

— Вот сам и разбей, — зевнул старший. — Как у нас на шахте говорили: «В случае чего — разбей стекло, нажми кнопку».

Терентий ринулся назад в шатер.

— Э нет, — сказал старший. — Второй подход. Плати по новой.

И заплатил Терентий, и вошел Терентий к принцессе, и звуки ударов донеслись из шатра.

— Это, брат, тебе не бычий пузырь, — мечтательно сказало бородатое дитя и подмигнуло Тихону. — Это, брат, горный хрусталь. Настоящий. На совесть делали…

Тихон тем временем смотрел на свой опухающий кулак и кривился от боли.

— Ну, я вам, дети, со временем устрою счастливое детство, — пообещал Терентий, выйдя из шатра. — Дайте срок, дам и я вам срок…

В ответ бородатые дети посоветовали Терентию не пугать весну цветами, а девку — отдельными частями, в то время как она, девка, наблюдала явление в целом.

— Она красивая, братец? — подбежал Тихон.

— Да там не сильно рассмотришь. Лежит. Вроде женщина. Вроде молодая. Только деньги зря потратили. Ты лучше не ходи, только расстроишься.

Но пошел Тихон, и расстроился Тихон еще пуще Терентия.

— Ой, Тереша, она красивая. Я таких красивых не видел.

— Да как же ты ее рассмотрел? Стекло-то все в царапинах…

— Я ее, Тереша, сердцем рассмотрел. Жалко ее. Все люди живут, а она лежит одна-одинешенька…

— Это верно, — согласился Терентий. — Когда красивая девка лежит одна-одинешенька — это явный непорядок и вызов самой природе. Только она, может, мертвая?

— Тогда бы запах шел…

— А они, может, там банки со ждановской жидкостью расставили?

— Да и продали бы ее скупщикам мертвых тел…

— Ну конечно! Эти продадут! Они за день-то знаешь сколько на ней замолачивают? Ведь никто не сознается, что в дураках остался. И мы не сознаемся. Ладно, пора дона искать да в дорогу собираться…

— Нет, братец. Никуда я не пойду, здесь останусь. Наймусь к кому-нибудь батраком, деньги зарабатывать. Выкуплю ее у этих бородатых. Пусть через десять лет, через двадцать — она-то молодая останется под стеклом!

— Не дури, Тишка!

— Нет, и не уговаривай!

Тут Терентий и понял, что наступил коренной перелом в братских отношениях. Он такого перелома ждал, только не думал, что все случится так скоро.

— Пойдем, а потом бате напишешь, он ее для тебя выкупит… Ведь полцарства дают, не бесприданница какая…

— Не пойду! Хоть режь!

И действительно сел рядом с балаганом, да так крепко, что сразу видно — конем не сдвинуть.

Терентий почесал малиновый гребень и пошел на конный двор искать дона Кабальо.

Дон Кабальо, хоть и несколько подустал от жеребячьей работы, выслушал Терентия очень внимательно.

— Признаться, не ждал я от вас, дон Парфенио, столь крепкой братской любви. Но теперь вижу, что грубость ваша была показной и, по вашему мнению, выглядела мужественностью. А влюбленность дона Леонсио мне и подавно понятна! Когда же и влюбляться, если не в этом возрасте!

— Что будем делать? — Терентий был явно смущен. — Не оставлять же размазню здесь, где с ним может случиться все что угодно?

Дон Кабальо фыркнул.

— Как всякий алхимик, я разбираюсь и в ремесле стеклодува, — сказал он. — Каким бы крепким ни казалось стекло, на нем всегда имеется одна особая точка. Достаточно легонько щелкнуть по ней — и все. Иногда стекло буквально рассыпается в пыль…

— Найди же такую точку, дяденька конь! — взмолился Терентий.

— Изволь, — сказал дон Кабальо, и принц под уздцы повел его к балагану «Поцелуй принцессу».

— С конями и собаками не велено! — вразнобой заорали бородатые детки, пытаясь остановить обоих.

— Дорогу барону фон дер Блюменфельду! — прогудел дон Кабальо.

— За коня двойную плату! — запоздало крикнул старшой.

Дон Кабальо, очутившись в шатре, внимательно оглядел гроб, что-то прикинул большим конским глазом, а потом и шарахнул по стеклу передним копытом. Хорошо еще, что искомая точка не пришлась против лица спящей красавицы.

Стекло ахнуло и рассыпалось. Терентий немедленно припал к губам спящей девушки.

Она не дрогнула.

— Ее, наверное, не целовать надо, а что покрепче, — проворчал принц и, забыв о конспирации, заорал: — Тихон! Тихон! Где тебя носит?