Михаил Успенский - Белый хрен в конопляном поле

Потом брат Глобус, покидая игорный дом, также оказался поражен неведомой силой в самый лоб, перестав жить…

Брат Джузеппе над могилами пел печальную песню про братьев наших журавлей…

На этом месте брат Брателло не выдержал и зарыдал.

— Ну, вот, — недовольно сказал боцман. — Я-то думал, ваш рассказ поддержит моих подопечных, а вы и сами, сэр, расклеились. Это не годится. Неужели никто из присутствующих не может рассказать историю с хорошим концом?

— Я могу, бвана моряк, — раздался низкий голос из тьмы.

— Кто там такой?

— Да я же!

Боцман внимательно вгляделся в темноту, но ничего не увидел до тех пор, пока говорящий сам не показался на свет.

— Арап! — воскликнул Бен Баррахлоу.

— Афробонжурец, с вашего позволения, — поправил его говоривший. — Мбулу Пропаданга из Камерала. Второй курс Академии.

— Ну и дела, — сказал боцман. — Да я и слыхом не слыхивал, чтобы кто-нибудь из ваших…

— Это и есть хороший конец, бвана, — сказал арап. — Потому что начало было совсем невеселое… … Раньше мое племя еле-еле было сильным и многочисленным. Оно владело стадами и землями, охотничьими угодьями и рыбными озерами. Все у нас было. Раньше вообще все было.

А потом в эти благодатные места пришли, гонимые голодом, другие племена: или-или, тока-тока, многа-многа и даже презренная орда пигмеев чуть-чуть.

Почти всех победило мое славное племя еле-еле, но при этом погибло множество славных воинов. А от племени многа-многа тоже осталась лишь горстка людей.

Наш вождь Напузи, чьи кулу-кулу звенели при ходьбе, и предводитель врагов Хирамба встретились на излучине реки и постановили решить дело поединком. Таково было мнение старейшин обоих племен.

Этот Хирамба был подобен слону Гуамбо во время гона, а вождь Напузи походил на слона одними лишь своими кулу-кулу, что, как известно, только мешает и в танце, и в битве.

Но колдун племени еле-еле, которого звали Кио Кио, нашел выход из положения и поговорил людьми по душам их предков.

И тогда пришел к вождю прославленный охотник Мцыри-Мцыри, который голыми руками задавил сразу двух леопардов.

— О Напузи! — воскликнул он. — Я не пожалею жизни своей ради родного племени. Съешь мою печень — и к тебе придет мое охотничье умение подкрадываться незаметно.

И вождь Напузи съел печень отважного Мцыри-Мцыри, и к нему пришло охотничье уменье, но этого было слишком мало для такого важного поединка.

И тогда вышел вперед могучий Камазу, который мог перенести на плечах восемь крокодилов зараз.

— О Напузи! — воскликнул он. — Я тоже рад пострадать за свой народ. Съешь мою печень — и ты сам сможешь нести по восемь, а то и по десять крокодилов зараз.

И вождь Напузи съел печень могучего Камазу и получил силу, достаточную для несения восьми и даже десяти крокодилов зараз, но этого все равно было недостаточно — слишком уж ответственный предстоял поединок.

И тогда поднялся с места опытнейший полководец Жюки-Жюки, славившийся умением топить врага в крови своих воинов.

— О Напузи! — воскликнул он. — Жить мне все равно осталось недолго, так уж и я пострадаю. Съешь мою печень — и сам обретешь великое полководческое искусство!

И вождь Напузи съел печень великого Жюки-Жюки, но это было уж и вовсе ни к чему — ведь предстоял-то поединок, а не битва тысячи против сотни.

Тогда пришел к вождю юноша Данко-Данко, чье сердце было преисполнено любви к людям.

— О Напузи! — сказал он. — Съешь мое сердце, любовь к родному племени уверенно направит твою руку в поединке!

— Нет, — возразил колдун Кио-Кио. — Не делай этого, о Напузи, ибо любовь к своему народу есть не сила вождя, а его слабость. Лучше убей коварного Данко-Данко и съешь его печень просто так — для удовольствия.

И вот уже съедены были вождем все хоть чего-то стоящие печени мужей племени еле-еле, а уверенности в победе не было.

Тогда колдун Кио-Кио предложил:

— О Напузи! Твой племянник Мбулу Пропаданга славится своей хитростью, хотя и говорят, что ему дает советы мудрый паучок Ананси. Съешь его печень — и ты обманом победишь любого врага!

Тогда Мбулу Пропаданга послушал, что скажет спрятанный в его ухе паучок Ананси, вышел вперед и сказал:

— Я еще молод, и вся хитрость моя наперед будет известна врагу. А вот если я познаю все науки и все уловки белых людей, да если печень моя преисполнится неведомой врагу мудрости — тогда побежит прочь проклятый Хирамба, даже не приняв боя. Дай мне, о Напузи, мешок с золотым песком, и вскоре я вернусь, чтобы и свою молодую жизнь принести в жертву племени еле-еле. А до тех пор довольствуйся печенью колдуна Кио-Кио — там столько хитрости, что она у нас уже в горле стоит.

— И верно! — сказал мудрый Напузи и потряс в знак согласия своими кулу-кулу, и они зазвенели громче обычного, что было добрым предзнаменованием.

И Мбулу Пропаданга взял золото, и пошел, и шел долго-долго, покуда не оказался в славном городе Плезире перед стенами Академии…

— Поучительная история, — сказал Бен Баррахлоу, когда низкий голос арапа отзвучал под сводами темницы. — Только я не понял — возвращаться-то ты думаешь?

— Бвана моряк, — сказал Пропаданга. — Среди черных людей, способных вернуться в такой ситуации, столько же дураков, сколько среди белых людей, задающих подобные вопросы. У меня в Плезире невеста, дочь старосты ювелирного цеха, за ней дом дают, хоть мои кулу-кулу и не звенят, как у наших и ваших вождей.

— Ты что, отец, — сказал Терентий. — Он хоть и черный, но не темный же… Слушай, а жучок этот — он что, до сих пор с тобой?

Мбулу Пропаданга ткнул себя в ухо:

— Конечно. И он уже усвоил достаточно белых премудростей, а поначалу от него толку не было… На всех экзаменах выручает, на все вопросы отвечает…

— Спроси у него, кто этот парень, похожий на моего брата? — сказал Терентий.

Пропаданга повернулся ухом в сторону Тихона-бледного. Из черной глубины показалась какая-то алая крупинка.

— Не соврал черномазый, — удивился боцман.

Тихон-бледный шарахнулся в угол.

— Не любит, — пояснил афробонжурец. — Ананси говорит, это сильный-сильный мганга-колдун. Настоящий колдун. Может быть, самый сильный в мире. И он твой брат, твой родной брат. У вас один отец и одна мать. Только где же еще один брат, спрашивает Ананси? Вас должно быть трое…

— Сроду нас не было трое, — насупился Терентий. — Эй, ты, чучело перепелесое, признавайся, кто ты есть, откуда взялся?

— Я принц… — сказал Тихон-бледный.

— Ха, принц! Да я ведь тоже… хм… не на помойке найден. Чей ты принц?

— Не имеет смысла лгать, — сказал Тихон-бледный. — Я Тандараден, принц всех эльфов Агенориды.

— О! — обрадовался боцман. — Вот и настоящий эльфийский шпион! Кричи часового — мы его сейчас сдадим и выйдем на волю…