Максим Макеев - На дальнем кордоне

Меня развезло, деда тоже повело. Стояли, я смотрел на него, дед смотрел по сторонам да на небо. Дунул ветерок, лес вокруг тихонько зашумел, и успокоился. Облачко маленькое, которое прикрывало солнце, ушло, и солнечный свет ярко осветил все вокруг. Дед улыбнулся:

— Похоже, брат Сергей, приняли боги нашу клятву! Так посему и быть, — а я думая, чего он по сторонам зыркает. Знака ждал значит. Ну, тоже правильно, как иначе волю богов узнать?

Сели на лавку, начали уминать лапшу. Дед как-то расправился, развеселился, как будто камень с души снял. Трескал макароны, хвалил, запивал водой. Я тоже закусывал — нам еще обратно идти, а я после всех наших разговоров и выпитого устал, морально в основном. Сидели на остановке, ветерок легкий дул, ели, пили воду из бурдюка, ломали и наяривали сухую рыбу, которую с собой принес Буревой.

Я достал носовой платок, разорвал напополам, смочил водкой руку, перевязал, чтобы инфекцию не подхватить. Деду тоже самое сделал. Дед был не против. Спросил только, зачем. Я ответил, чтобы не заболеть, он успокоился. Сказал, что нечего продукт переводить. Я ответ сказал, что еще есть. Дед обрадовался. Я малость остудил его пыл, объяснил что много пить нельзя, подурнеем да ноги и ум откажет. Он согласился, сказал, что от меда старого такое бывает, если принять много. Объяснил свою радость — меда он уже пять лет не пил, как в эти места перебрались. Дед вообще стал словоохотливый после нашего братания. Видно, и впрямь тяжело ему было тут зимой одному, да тут я еще весь такой непонятный нарисовался. Я его спросил:

— Скажи, а отчего я с тобой разговариваю, да понимаю все. А вот с Кукшей не так, половина слов мне не ясна?

— Да то ты говоришь на языках разных, — дед поставил котелок с лапшой, — я с ватагой, когда молод был, купцов охранял. Там разные люди были, и у всех свой язык, у некоторых похож, у некоторых нет. Купцы опять же все разные — ромеи, персы, варги, свеи, хазары. Вот и нахватался всякого. В ватаге все так разговаривали, слова мешали. Иначе не понять ничего.

Я понимающе кивнул. Все правильно, привычный мне русский язык — это такая дикая смесь говоров, языков, заимствований, что понять где же он исконный, а где нам татары какие-нибудь своей филологии подкинули практически нереально. Буревой получается, торговлей занимался в молодости, потому и понимает меня. А задержки в речи у него из-за того, что вспоминает слова иностранные. Давно, видать, в ватаге он своей ходил. Кстати, да:

— Буревой, а лет тебе сколько?

— Два по тридевять без двух, — сказал дед после некоторой заминки. Я посчитал в уме.

— Это пятьдесят два получается?

— Да, пять десятков и два еще, старый я уже. Крижану, жену свою, уже дюжину лет и еще четыре как схоронил, — в сорок лет она умерла, получается.

— А в ватаге долго ходил?

— В ватагу вступил как два-девять весн без двух мне пошло. Нас много в роду у отца было, я средний. Мир посмотреть хотел. Да так четыре года и плавал.

— Плавал? Вы на кораблях ходили? — морячек дед, оказывается.

— На стругах ходили, в Варгском море да Понте, по Днепру да по Нови. Много где ходили, — дед покачал ногами, — пока к черемисам на Итиль не пошли.

— А там что? — названия мне ни о чем не говорили, кроме Днепра, ну и ладно, будет еще время разобраться, — буря или шторм?

— Не, какая буря на Итиле? — дед почесал бороду, — это ж река. Купцов не было, пошли по весне черемисов примучивать. Примучали, да добычу хорошую взяли. Только мне руку сломали, ватажники меня домой привезли, сами к ромеям пошли с купцами, а я остался. Думал, срастется рука, по следующей весне опять в ватагу примут. Да рука срослась криво, костолом ломал, так еще считай пол-лета (полгода значит) проходил однорукий. А там Крижану встретил, на землю сел. Первуша — отец Кукши — народился, потом браты его пошли, Вторуша и Всебуд. Не пошел обратно в ватагу я…

Интересно девки пляшут. Это что ж получается, Буревой мой тоже гоповарваром по молодости был? Каких-то черемисов мучил. Не хилая такая «ответочка» ему привалила сейчас, за примучивание. Дети все полегли от таких же гоповарваров, только невестки да внуки остались. Даже любопытно стало, как он это воспринимает. Ладно, бередить душу ему не буду, полезное что узнать попробую:

— Скажи, Буревой, а ты в ватаге ходил, значит и мечом умеешь, и луком? Учился этому?

— Мечом нет, мало кто себе меч иметь мог. Лук — то учиться долго надо, да и лук хороший — редкость. Я с копьем ходил, да щитом. Этим чутка могу, в строю биться, да на струге веслом ворочать. Мог. Сейчас уже и не вспомню, да и рука ломаная даром не прошла, — дед закатал рукав рубахи, правая рука и впрямь была немножко дугой, — болит на дождь да на ветер.

Коварный план заиметь себе учителя секретной местной ниндзю-цу провалился, не успев начаться. Дед уже не вояка, да и опыта, я так понял, у него не так много. Наверно, матросом просто был, с охранно-сторожевыми функциями, и весельной тягой для струга. Купцов охранять, если встретят кого послабее — так пограбить. Бандитизмом промышлял — крышевал коммерсов, ходил на разборки, держал тему, отбивал бизнес, был в бригаде. Выбыл по ранению, братва на медицину сбросила, он от дел отошел. Короче, «Бандитский Петербург» сплошной. Кстати о Петербурге.

— Да ну и ладно, пусть его, эти мечи и копья. Скажи, озеро где вы… мы живем как называется?

— Мы Нево называем, мурманы — Альдога. Кто еще как — то мне не ведомо.

— Так мурманы тут часто ходят? Ну те, что вчера в деревню приходили?

— Не, они на полдень ходят по нему, к нам почитай за пять лет только два раза наведывались, по осени даны да вчера. Они как к Варгскому морю идут, завсегда по Нево идут, по другому нет дороги реками.

Так, теперь опять думать. Нево, Альдога, мурманы — север получается, причем отечественный, российский, названия уж больно знакомые. Мурманск, Нева… Альдога — это Ладога? Ладожское озеро? А почему Ладогу Буревой Нево назвал? Может, они просто речку и озеро не различают? Нева, вроде, из Балтийского моря в Ладожское озеро идет? Подходит. По озеру нашему гоповарвары ходят, по южной части. То есть выходят из рек, которые впадают в Ладожское озеро с юга, идут вдоль южного берега на запад, до Невы, и выходят по Неве на Балтику. Что там у нас в Ладожское озеро впадает-выпадает? Не помню, но вроде Новгород Великий где-то рядом был, на реке стоял. Спросить надо:

— А ты город такой, Новгород знаешь?

— Новый город? Знамо дело, большой град. Он на Волхове (вот как река та называется! Вспомнил!) стоит, по пути с Ильменя. Там торг большой, да и я сам из тех мест.

— Из города самого?

— Нет, рядом селище наше стояло, на Кривой речке. Там мой род стоял. И еще два, — дед посмотрел на солнце, прищурился, — Я когда от черемисов пришел, род мой уже на восток подался. Меня голова местный землей наделил. Про свой род, братьев, слышал что к Белому озеру ближе осели…