Серж Брюссоло - По образу дракона

— Несчастный кретин! — задыхаясь, проговорил он. — Вместо того чтобы играть в прокурора, лучше освободи меня! Думаешь, будь я нечувствительным к воде, стал бы я воровать твои каучуковые штаны?

— Так ты подтверждаешь, что ты ренегат?

— Ренегат! — картаво повторил пленник. — Если бы не лодыжка всмятку, я бы рассмеялся. Вели своей суке разомкнуть пружину, пока тиски не дошли до кости!

Вскинув брови, Боа ждала приказания. Нат кивнул, но для безопасности приставил к горлу незнакомца край лезвия. Молодая рабыня достала ключ и ослабила пружину капкана. Две острозубых дуги откинулись в стороны. Мужчина немного отполз. Его лодыжка выглядела сплошным фиолетовым отеком, на котором выступили капли крови.

— Ренегат! — снова усмехнулся он, и его черты исказились от боли. — Паяц несчастный! Давно ли папаша Рацца перестал вытирать тебе сопли?

Нат не стал отвечать на провокацию.

— Из какого ты набора? — осведомился он. — Не думаю, что прошло много сезонов с тех пор, как ты отправился в страну дождей.

— Дай мне что-нибудь перевязать рану. У тебя ведь есть, в твоем новеньком снаряжении, я успел это заметить. И у меня когда-то был такой же, с иголочки, набор всякой всячины… И сундук с одеждой, и сука с отрезанным языком, чтобы мне служить. И я тоже важно дул в свою дудку перед динамитной шашкой… А в одно прекрасное утро настал черед последнего заряда…

— С его помощью ты должен был дать себе забвение и отдых, — наизусть проговорил Нат. — Твоя миссия была кончена. В сезон дождей невозможно выжить, сохранив достоинство, уж лучше смерть…

Он замолчал, осознав непоследовательность собственных слов.

— Невозможно выжить в сезон дождей? — усмехнулся незнакомец. — Идиот! А как же я? Я что, призрак? У меня за плечами восемь сезонов пустынь и джунглей, мальчик! Восемь сезонов под дождем и солнцем! И я до сих пор жив. Нет ничего невозможного, есть хитрецы и есть дураки, вот и все…

Он замолчал. По знаку Ната Боа бросила чужаку горсть корпии, которую тот принял без малейшей благодарности. Пока он обрабатывал рану на ноге, факел хорошенько осветил его лицо. Нат в замешательстве закусил губу. Этот низкий лоб, этот нос с широкими ноздрями пробудили в нем смутное эхо воспоминаний. И особенно кисти… Широкие, узловатые. Ната пронзила уверенность, что когда-то он был близко знаком с отступником.

— Кончено дело! — буркнул раненый. — Уйма времени пройдет, прежде чем я смогу встать на ноги. А если учесть, что надвигаются дожди, это для меня все равно что смертный приговор.

— Ты приговорен уже давно, — оборвал его Нат, опуская лезвие на песок.

— Ты не знаешь, о чем говоришь! — выругался оборванец. — Посмотрим, как ты запоешь, видя, что твои ящики опустошаются, а запас взрывчатки убывает день за днем. Уж я-то знаю! Однажды утром ты просыпаешься и говоришь себе: «Сейчас!». Ты раскладываешь свою рабыню на песке, раздвигаешь ей ноги и имеешь ее. Девственница она или нет — какая разница, если через какие-то три минуты бы оба превратитесь в пепел! Последний шарик взрывчатки у тебя в кармане, свисток зажат в зубах, и ты думаешь: «Я погибну в момент наслаждения, это будет не так мучительно!». Итак, ты занят своими утехами, забавляешься с девчонкой… и не свистишь. А потом… А потом становится слишком поздно, желание жить сидит в тебе, как болезнь. Тогда ты убираешь свой свисток и начинаешь размышлять.

— Ты кощунствуешь! Замолчи!

— Мой рассказ задевает тебя, а, мальчик? Из твоих приятелей, что пустились в путь одновременно с тобой, сколько, как ты думаешь, подорвут себя? Ты думаешь: все! А я говорю тебе: трое или четверо из дюжины, не больше! Это не означает, что они еще долго протянут, совсем нет! Пережить сезон дождей — это не шутки. Здесь нужна удача, много удачи, да еще сноровка… Ну, а мне помог случай. Если не знать одной хитрости, выжить под ливнями равносильно чуду…

Нат сжал кулаки.

— Твои басни меня не интересуют, — прошипел он. — Ты хочешь выиграть время. Бесполезно: догматы следует чтить. Завтра ты сможешь выбрать: либо ты убьешь себя сам, либо это сделаю я. Иного выхода нет!

Лицо отступника исказилось от ярости.

— Кто ты такой, чтобы решать? Чтобы изображать непреклонность? А ты знаешь, что мой свисток до сих пор при мне? Вот он, смотри! Когда ты резал свой взрывчатый студень, мне было достаточно свистнуть у тебя за спиной! Я ведь был там и наблюдал за вами. Я мог вас рассеять в пыль! Ты бы и не понял, что умираешь! А я бы забрал девчонку и лошадей, не вступая в стычку с тобой. Это так просто; почему, по-твоему, я этого не сделал?

— Потому что твой свисток больше не свистит? — издевательски бросил Нат, борясь с возрастающей тревогой. — Или потому, что ты опасался вместе с тем уничтожить и доспехи, которые тебя так интересуют?

— Кретин! Я мог свистнуть, когда ты стоял на пьедестале, далеко от вьючных лошадей, с шариком взрывчатки в руке… Нет, я не убил тебя, потому что испытываю жалость к марионеткам Раццы. Он и меня одурачил, как и тебя. Он сделал из меня куклу, но я вовремя очнулся! И ты поступи так же! Дай мне уйти, оставь себе свои доспехи и помни мои слова! Это честный торг: моя жизнь в обмен на совет.

— Ты смеешься!

Нат поднялся, сжимая правой рукой рукоять меча. Левой рукой он сорвал свисток, висевший на шее у незнакомца.

— Посади его на цепь! — приказал он Боа. — Мы займемся им завтра.

Мужчина начал было отбиваться, но, почувствовав у шеи клинок, отказался от сопротивления. Боа защелкнула на его запястьях пару стальных браслетов, а присоединенную к ним цепь с замком обвила вокруг ноги одной из статуй. Затем они удалились, не обращая внимания на брань пленника, который бился, пытаясь освободиться от своих пут.

— Я тебя узнал! — кричал оборванец. — Иди, иди! Любимчик Раццы! Ты — Нат… Его обожаемый Нат, его ученик! Мы ведь встречались, когда ты только начал свою подготовку. Уже тогда все знали, что ты только им и дышишь. Рыцарь! Эта старая обезьяна внушила тебе, что ты рыцарь. Заставила поверить, что ты важная птица, нашептала, что ты влиятелен… Рыцарь! Ты ничто! Всего лишь пешка! Выполняя свою работу, ты служишь его безумию! Освободи меня, и я скажу, как можно выжить. Ты не можешь меня убить! Вспомни: я уже пытался предупредить тебя когда-то давно… Вспомни о гулине! Я Ольмар! Ольмар-разрисованная голова!

Нат вздрогнул, пораженный совпадением. Ольмар! Всего несколько часов назад он вспоминал этого молодого громилу… Он уже хотел было вернуться, но передумал, встретив взгляд Боа.

— Я мог бы тебя уничтожить! — продолжал кричать Ольмар. — Я мог бы засвистеть! Но я этого не сделал!

Вопли пленника сменила мертвая тишина. Нат завернулся в плащ. Смоляной факел угасал, оставляя на земле тонкие следы золы. Юноша поднес к глазам и принялся изучать костяную трубку, принадлежавшую отступнику. Она выглядела неповрежденной, но ведь достаточно такой малости: неразличимой трещины, легкого скола на язычке или на внутреннем цилиндре… Завтра надо будет проверить. Проверить? Хотя зачем? Ольмар не заслуживает смягчения участи. Именно так сказал бы Рацца… или Боа, если бы она могла говорить.