Серж Брюссоло - По образу дракона

Между тем сезон дождей достиг своего апогея. Тучи цвета сажи заполонили небо и взрезали пустыню своими трескучими ливнями. Часовым в каучуковых доспехах пришлось оставить гроты, выходящие на равнину, и отступить вглубь пещер, спасаясь от вихрей и брызг. Однажды вечером Нат, проходя через пещеру собраний, невольно стал свидетелем возвращения с дежурства двух часовых. Они были встревожены.

— Вот и все, — проворчал один из них, высокий, снимая шлем, усеянный каплями дождя. — Теперь точно все. Солнце убралось в свою берлогу, в точности как мы. Этим утром Люцини видел зеленые островки на равнине. Трава. Она начала расти…

Обступившие его кумушки в ужасе подались назад, и под гранитными сводами нависла гнетущая тишина.

— Когда зелень наступает, остается только молиться богам, — сказала одна из старух, сложив руки в заклинательном жесте. — Потому что за травой приходит лес. А вслед за лесом — драконы…

Воспользовавшись тем, что часовые свернули свою вахту, Нат взял за обыкновение подниматься на заре и относить Джубу на самый верх, поближе к выходу из пещер — насколько позволяли хлесткие порывы ветра, задувающие снаружи. Здесь девочка могла хоть немного подкрепиться бледными рассветными лучами.

Оти — мутные глаза, безвольный рот — шла за ними. Она садилась поодаль; когда дождевые капли, разбиваясь о камень, долетали до нее, вызывая на ее коже розоватые волдыри, Оти лишь испускала глуповатый смешок.

Нат же не мог отвести взгляда от пустыни, вернее от того, чем она становилась, потому что с каждым днем белесые дюны все больше скрывались под зеленым ковром молодой поросли. Побеги устремлялись вверх, распускалась листва — плотная, густая, дрожащая на ветру, словно лоскуты кожи.

Начиналось царство великого растительного ужаса.

Однажды утром мальчик проснулся и обнаружил, что он один в своем каменном гроте. Вокруг только остывшие меховые покрывала. Нат бросился к выходу из пещер, но какой-то мужчина из племени преградил ему путь. Вид у него был раздосадованный.

— Не ходи туда, парень, — проговорил он мягко, как только мог. — Твоя мать совсем помешалась. Она поднялась на вершину скалы вместе с твоей сестрой. Они на самом краю.

Сумерки сгустились чуть быстрее, чем накануне. Однако небольшое — меньше часа — уменьшение светового дня не ускользнуло от внимания Боа, служанки-грума. Это было плохим предзнаменованием, означавшим, что сезон огня заканчивается, и заканчивается необычно рано. Солнце сперва поблекло, потом приобрело красноватый цвет, и его лучи уже казались чуть теплыми. Едва очутившись на земле, Боа тут же принялась за устройство ночлега. Она расседлала и развьючила лошадей, затем, орудуя, как граблями, собственной пятерней, разгребла песок в поисках сухих сучьев — этих разрозненных костей леса, выжженного за пять месяцев до того, и покоившихся теперь под поверхностью пустыни.

Боа соорудила очаг, способный выдержать самые переменчивые порывы ветра. Окружавший их пейзаж постепенно растворялся во мраке. Ночь предстояла быть безлунной — чернильная ночь, полная таинственных шорохов, когда необходимо удвоить бдительность. На всякий случай Боа проверила оружие Ната, осторожно проведя пальцем по кромке лезвия. Раздраженный взгляд, брошенный на нее юношей, не ускользнул от внимания Боа, но это ее нисколько не задело. С тех пор, как они покинули скалу, Нат только и делал, что предавался воспоминаниям, пренебрегая, как и все ему подобные, элементарными мерами предосторожности.

Боа уселась на пятки. Алые отблески пламени плясали на ее голых бедрах, оттеняли рельеф ее брюшных мышц. Повернув голову по направлению к дюнам, которые под настойчивой кистью сумерек уже стали едва различимы, Боа чутким ухом без труда различала редкий, но равномерный хруст. Осторожные шаги охотника, что передвигается украдкой в поисках лучшего места для засады. Их преследовали. В этом Боа не сомневалась.

В самый разгар дня, притворяясь полусонной, Боа внезапно повернулась в своем седле и успела заметить тень, быстро скрывшуюся среди скал. Кто их выслеживал? Драконы еще не пробудились, да и подобное осторожное преследование совсем не походило на их жесткую тактику. Как правило, заметив добычу, дракон тут же атаковал ее, и расправа редко длилась дольше минуты. Боа попыталась сообщить Нату о своем открытии, но молодой искатель явно не был расположен считаться с интуицией рабыни, к тому же немой.

Полная тревоги, Боа застыла в той же позе, что накануне. Она убрала от ушей закрывавшие их длинные пряди волос, расслабила плечи и корпус, заставив их налиться каменной неподвижностью. Если бы не непрерывное подрагивание ее торчащих вихров, Боа легко можно было бы принять за одну из тех таинственных статуй, что иногда попадаются в дюнах — наполовину занесенные песком божества, упрямо охраняющие перекрестки давно исчезнувших дорог.

Этой ночью ей снова не придется спать. Ну что же, такова ее роль, раз ее рыцарь-искатель пока не готов к своей. Боа искоса посмотрела на него. Нат завернулся в колючий плащ из бурой шерсти; языки пламени бросали скользящие отблески на его профиль, которому юность придавала женственные черты. Боа подумала, что это лицо никогда не узнает морщин, эти щеки не ввалятся, подбородок не обвиснет. Волосы не поредеют, сдавшись неуклонному наступлению лысины. Нет, через несколько недель этот юноша войдет в ворота смерти, безупречный, на пике своего телесного расцвета, с гибкими мышцами, в своей лучшей форме.

Боа вновь устремила взгляд в ночной сумрак. Не ее дело судить: она и ей подобные не считались полноправными членами общины обитателей пещер, они были всего лишь рабочей силой, и их презрительно называли «губками», а еще — «бурдюками». На самом деле они звались гидрофагами — то есть пожирателями воды, — что тоже было довольно глупо, ведь они, как и их хозяева, питались солнечным светом. Их позором, их несчастьем, являлась аномальная восприимчивость к влаге, и это делало их более слабыми, чем прочие члены клана.

«Мы умрем молодыми, — сказала ей Собра, ее мать, в день, когда Боа исполнилось четырнадцать лет. — Когда я говорю «мы», я главным образом имею в виду женщин. Ты, я, как и все другие, принадлежащие к нашему полу, особенно уязвимы. Скоро сюда явится старуха-отборщица; ее целью станут девушки, чья грудь полностью развилась. У тебя, как и у всех твоих ровесниц, молочные железы уже сформировались. Вас отметят, потом вас отведут в пещеры наверху, где живут богатые господа в одежде из резины. Вы будете проданы за охапку хвороста, за огниво, за светоносный кристалл, за старый зонт! И для вас начнется ад… О, моя девочка! Если бы ты знала!»