Денис Лукашевич - Тёмный гном

Зажав дриамский кинжал в руке, он склонился перед входом в трубу, прикинув, как сподручнее туда залезть, как почувствовал резкий незнакомый аромат. Не то, чтобы неприятный, но тревожащий, вызывающий смутное беспокойство. Сосед шевельнулся и это вызвало приступ острой боли. Глазастик не выдержал, ноги его подогнулись и рухнул в канаву, подняв кучу брызг. Сразу завоняло тухлятиной — и боль отпустила. А Джеремия даже не понял, что впервые в жизни почуял аромат магии, прежде ему недоступный.

Не раздумывая больше, подстегиваемый краткими болевыми импульсами он полез внутрь. Паразит, живущий внутри него, кроме боли и цели наградил его кое-чем еще, и способность распознавать магию была еще не самое удивительной.

После полутьмы тюремных коридоров, наполненных кровью и страданий, ярко освещенный зал резанул по глазам багровым светом факелов, в пламя которых было явно подмешан какой-то секретный ингредиент. Он насыщал огонь необычными, вызывающими тягостное ощущение цветами, которые одновременно и били по глазам, и наполняли пространство многочисленными колеблющимися тенями. Беспросветными и черными, как смола из земляного масла. Одного бы этого хватило, чтобы испортить настроение и вызвать чувство, похожее на тошноту. Но и дело обстояло в том, что цветовая гамма была лишь обрамлением действу, творившемся в зале.

Высокий куполообразный потолок, испещренный трещинами, поддерживали колонны, вырубленные из цельного камня с немалым искусством. Искусством, достаточным, чтобы им могли восхититься даже гномы. Вот только восхищаться у Шмиттельварденгроу никакого желания не было. Посеред рукотворной пещеры располагался куб жертвенного камня, окруженного десятком типов в бесформенных хламидах с капюшонах, скрывающих головы. Кроме них, у стен выстроились фанатики с нашитыми на лица кожаными масками. Но те даже не пошевелились, когда в зал ввалились цверг и компания.

Зато прекрасно отреагировал тот, кто стоял около жертвенного камня, прижимая огромной ручищей обнаженную женщину. Это был тот самый закованный в железо великан, что наведывался в хижину заговорщиков. Тот самый, кто убил Дероила.

Черный рыцарь в доспехах, измазанный жертвенной кровью. Железный голем, неуязвимый ни для магии, ни для доспехов. Шмиттельварденгроу зарычал от ярости при виде его. Он закрутил рунный топор над собой смертоносной каруселью и кинулся вперед.

— Стой! — выкрикнул Хорас, попытался заступить дорогу цвергу.

Взбешенный гном даже не заметил его. Взвизгнул, столкнувшись с раскрученным топором, клинок командора, что едва спас его от неминуемого прикосновения с полулунным лезвием из лучшей дварфской стали. А сам Шмиттельварденгроу этого даже не заметил: продолжая размахивать топором, он неумолимым тараном понесся в сторону проклятого рыцаря.

Создание темной магии тоже не медлило. Можно было поклясться, что под приваренным забралом расплылась довольная ухмылка. Безо всяких усилий он поднял за горло визжащую жертву. На миг в голове пронеслось: «а она ничего». Гладкая кожа, упругая грудь, но все испортило лицо, искаженное страхом и рыданиями. Грязные волосы облепили глубоко врезавшиеся в нежную кожу железные пальцы. А сквозь оплывшую причудливым изгибом решетку, закрывавшую смотровое отверстие, горел алым демонический глаз.

Другой рукой проклятый рыцарь поднял кривой нож, игрушечный в его огромном кулаке: кривой ржавый клинок длиной не больше полторы ладони. Голем поднес его к выемке между ключицами. Жест был достаточно красноречив: еще шаг — и она умрет.

— Нет! — выкрикнул позади Тараил. Голос его охрип от ярости. — Стой, цверг, он…

«Благородная размазня», — подумал Шмиттельварденгроу. Любитель стальных масок не понимал, что она уже мертва. И железный голем Магистра лишь подтвердил мысли гнома.

Черный рыцарь поднял ее над собой и вонзил нож по самую рукоять в нежное тело, созданное для любви и страсти. Выдохнул с металлическим присвистом и потянул его вниз.

Лопнула кожа, раздалась в сторону разрубленная грудная клетка. Крик перешел в хрип и стих. Кровь, переплетенные внутренности хлынули потоком и оросили голема с ног до головы. На шипастых выступах наплечников повисли обрывки кишок. А «балахоны» застонали от увиденного и словно бы очнулись ото сна, как и фанатики у стен.

Сверкнула обнажившаяся сталь, и те, кто стоял вокруг жертвенника, бросились наперерез цвергу. Но его не остановил и строй троллей, к тому же следом за ним двигались Хорас и Тараил. Героним перезарядил арбалет и навел их на фанатиков, Джалад впитал в себя часть огня с факелов, отчего в зале здорово потемнело.

Звон металла — и меч, опустившийся на лезвие гномьего топора, разлетелся осколками. Шмиттельварденгроу опустил оружие и резко поднял — топор вонзился в подбрюшье одного и «балахонов». Тот вскрикнул и осел, грохнув доспехами, скрытыми под одеждой. Второго цверг, что называется, уронил: ловкой подсечкой отправил на пол, а сверху припечатал полулунным лезвием.

Хряснули разрубленные ребра — и цвергу пришлось остановиться: топор застрял в расколотом панцире, украшенным серебряным семипламенным огнем.

— Дхар, — выкрикнули позади. — Во имя Света, вы что творите, братья?

Кажется, это возмущался Тараил. «Братья» ничего не ответили, а только вместе с фанатиками еще больше усилили натиск. Из второго выхода из зала показалось еще несколько бойцов, «балахонов» и фанатиков вперемешку.

Шмиттельварденгроу дернул рукоять, но топор крепко заклинило в панцире. Стянутый многочисленными застежками и ремешками, он не выдержал удара рунного оружия, однако хватка у него оказалась поистине волчьей. От рывков гнома дергалось тело, но топор не желал покидать раны. Цверг оглянулся.

Его обступили «балахоны». Теперь они скинули свои одежды и в сумрачный свет факелов отбрасывал отблески на полированные доспехи, на золотые и серебряные семипламенники на кирасах. Корни предательства глубоко проросли в Ордене.

— Дхар! — Топор не желал поддаваться, но цверг вспомнил, где именно он находится.

Он потянулся ко Тьме и она с удовольствием ему отозвалась: тело сотряслось от сладостной дрожи. Шмиттельварденгроу развел руки, впитывая прах.

Он резко выбросил руки в перед, сформировав простое, но очень мощное заклятье. Облако едкой пыли в миг окутало трех или даже четырех паладинов. Те закричали, когда прах проел ржавые дыры в их доспехах и впился в человеческую плоть. За несколько ударов сердца от них останется в лучшем случае костяк и ошметки гнилой плоти на нем, и поэтому Шмиттельварденгроу не отвлекался на них. За корчащимися телами виднелась массивная туша, которая, однако, двигалась не к выходу из зала. Путь его уходил прямиком в стену.