Денис Лукашевич - Тёмный гном

— Я?! — взревел степняк, грохнув кулаками по коленям. В таком малом теле вмещался могучий голос. Таким наверняка приятно приказывать — так и хочется подчиниться. Лаен позволил себе улыбнуться чуть шире, откровеннее. — Я, хан Габай, вождь оргатов, и единственный, кто вправе принять власть над Ордой. Сам царь царей оставил меня своим наместником, его правой рукой! Никого иного, только меня! Как смеют ханы, как смеешь ты, нелюдь, перечить священной воли Повелителя?!

Внезапно Габай осел, сгорбился, глянул на декса исподлобья. Голос его стал тише, сдержаннее. Злее.

— А кто посмеет, тому не жить.

И он был прав. Как ни крути, но Габай был один из самых влиятельных вождей. Поначалу, он даже соперничал с будущим га'ханом, но оказался умнее многих, приняв над собой его главенство. И в жестокой межплеменной сече оргаты уцелели, почти не потеряв воинов. Под их серо-алые знамена встанут многие меньшие племена, и на совете у Габая будет преимущество. Правда, только не все поддержат его. Жестокие д'кане, гордые ховраши — много будет у оргатов соперников. Быть новой резне, но здесь уже не родная Степь, а под стенами павшего града копают обходные туннели бородатые карлики — Шаор слышал грохот из инструментов. На подходе полки стальных людей, уничтоживших отборные гром-сотни. Если в Орде не будет единства, она погибнет.

— Чего ты хочешь, хан? Чем тебе может помочь мой народ?

Габай ухмыльнулся.

— Ха! Это совсем другой разговор. Ты же и сам понимаешь: Орда несокрушима в единстве. А я должен стать таким га'ханом, которого признают все, каждый вождь от микка до сасванов. Декс, дай мне железную кожу!

В глазах, черных, маленьких, но проницательных, вспыхнул лихорадочный огонь. Он нагнулся ближе, облизнул узким красным языком тонкие губы.

— Одень меня в шкуру стальной змеи!

Шаор поклонился с максимальным почтением.

— Как пожелаешь… га'хан! — Краткую заминку в речи Лаена Габай даже не заметил.

Он расправил плечи. Уперся костяшками пальцев в бедра. Шаор поглядел на телохранителей.

— Таинство должно проводиться без лишних глаз.

Неуверенность отразилась в движениях Габая. Лаен надавил.

— Га'хан доверял Изумрудам. Доверял мне лично.

— Ладно, — хан стрельнул глазами по сторонам, кивнул воинам: — Подождите снаружи. — Лаен посмотрел на него: — И не заходите, если того не разрешит декс.

Те ответили на оргатском наречии. Габай окрысился, рявкнул в ответ и это наконец убедило телохранителей. Они низко поклонились и скрылись за пологом входа. Габай же положил на колени свой чагаш: старый, выщербленный, но клинок остротой не уступал лучшим мечам громовиков. Хан был хитрым, сильным и опасным игроком. И это тоже стоило учитывать.

Декс вежливо улыбнулся, подобрал широкие рукава своего халата: золотые драконы с сапфировыми и изумрудными глазами задвигались на темно-бардовом шелке. Пошевелил пальцами: в один момент на каждом добавилось по лишнему суставу. Они задвигались, словно паучьи ножки с необычайной гибкостью, тонкие, бледные, точно ножки насекомого.

— По воле моего га'хана, — произнес он тихо и вкрадчиво, а затем по тяжелому спертому от вони немытого тела, старого дыма и затертой кожи поплыли певучие слова заклинания.

Габай вздрогнул, застонал глухо, вбивая боль поглубже в тело. Кулаки сжались, вдавились в бедра. Смуглое лицо вытянулось, заострилось, дыхание стало шипящим, поверхностным. Но вместе с тем на лице хана зарождалась безумная радость. Он поднял руки. Губы задрожали и растянулись в довольной улыбке.

Кожа на руках проросла стальными чешуйками, они слиплись в единый покров, теперь кулаки Габая отливали металлом. Он распрямил и вновь сжал пальцы, металл пополз выше по предплечью.

— Добро! — прохрипел он.

Слова заклинания стали резче, короче, песня рассыпалась осколками, превратилась в мрачный речитатив. Шаор резко свел ладони с растопыренными пальцами вместе, сплел их в замок. Вот тогда хан закричал, только неизвестно еще, чего в его голосе было больше: боли или ужаса, потому что чешуйки слились в монолит, и он уже не смог разжать пальцы.

Отяжелевшие кулаки опустились вниз. Железная чума достигла уже шеи, обхватила ее стальным обручем, спустилась на грудь. Устремилась выше.

В раскрытом рту появились нити, тонкие проволочки, натянутые, словно струны. Челюсти с лязгом захлопнулись, крик превратился в мычание.

За краткий миг металл распространился по всем телу, превратив Габая в настоящую статую. Только его глаза оставались все еще живыми и яростно метались в металлических глазницах. Потом и они успокоились, застыв и потускнев. Ребра, превращенные в железную клетку сдавили легкие и украли дыхание у хана оргатов.

Шаор отряхнул ладони, вновь спрятал их в рукава, поклонился с чрезвычайным почтением и покинул шатер Габая. На выходе с оружием наготове его встретили телохранители.

— Повелителю необходим отдых, — вкрадчиво, но уверенно проговорил он. — Не спешите его беспокоить.

И равнодушно двинулся прочь. Его взгляд безошибочно отыскал в толпе Тайла, Марла и остальных.

— Мы потерпели поражение и уходим. Наше время еще наступит.

Когда оргаты рискнули наконец заглянуть в шатер — а к этому времени уже стемнело и издалека доносились звуки боевых барабанов стальных людей — то, выскочив наружу, они не сумели отыскать ни одного декса. Нелюди по своей странной манере исчезли и никто из часовых и объезжавших дозорами окрестности воинов не видел ни одной фигуры в шелковых одеяниях с золотыми драконами.

Шаор понимал, что их главное преимущество перед суетящимися людьми заключалось в том, что они умели ждать. Наступит момент, и они явятся вновь. В мир, который будет готов их принять.

Рогнак Железнолобый пошевелился, и плот под ним закачался на мелкой волне. Дварф замер, чувствуя, как затухают колебания, а вместе с ним и тошнота, подкатившая к горлу. Он сел с максимальной осторожностью. Черная гладь вокруг плота блестела угольным антрацитом, кажущая недвижной и спокойной. Рогнак зажмурился и потер ноющие запястья: кандалы успели натереть даже его каменную кожу.

Плот находился посередине небольшого, но глубокого подземного озерца. От кольца, вделанного в доски тянулась цепь, прикрепленная к сталгамиту, торчащему из воды. И больше ничего: твари знали, что гнома не удержат каменные стены. Вот только Рогнак, как и любой трун до ужаса боялся большой воды. Озер, рек и тем более морей. И любой гном в силу собственной физиологии по своей плавучести напоминал обыкновенный топор. Черная озерная гладь держала Рогнака надежнее любых стен и цепей. Тут можно было даже обойтись и без кандалов: дварф не заставил бы себя ступить и шагу за пределы его маленького плота.