Мария Ефимова - Потомок Хранителя

Хару, преклонил колено, радуясь возможности не стоять на прямых ногах, которые, от подобной новости его точно бы подвели.

— Для меня большая честь приветствовать вас! — ответил Хару, стараясь сделать свой голос как можно более уверенным. Вдруг его озарила ужасная догадка. — Я что, умер? Где я?

— Это Утопия, — охотно пояснил гном, подавая юноше руку и тем самым, призывая подняться с колен, — последнее пристанище для воинов, а так же честных и благородных людей, эльфов, гномов и ведьмаков. Это место — полная противоположность Горе Смерти. И нет, ты не умер.

Для пояснений слово взял Гонандорф:

— Мы призвали твою душу сюда, что бы ответить на твои вопросы и показать кое — что.

— Допустим, но что с моими друзьями?

Вульфгар поспешил успокоить соплеменника.

— Они живы. Пока им не грозит опасность. Но ведь это не все, что ты хотел у нас спросить? Позволь предложить тебе войти в наш замок. Там мы сможем все обсудить.

Вульфгар развернулся в пол оборота, указывая рукой на парящее в воздухе здание. К дверям замка от самой земли вела лестница, висевшая в воздухе без всякой опоры. Она представляла собой нагромождение ступеней из плоских широких камней разной величины, которые неравномерно располагались между собой. У необычной лестницы не было перил, но когда Хару ступил на нее, то почувствовал необычайную уверенность в своем равновесии, и уже без сомнений стал подниматься в небо за Гонандорфом и Вульфгаром. Шествие замыкали Сиборган и Морстен.

Чем ближе Хару приближался к замку, тем красивее казалось ему его внешнее убранство. Стены твердыни были сделаны не просто из каменных плит, а из статуй, изображающих воинов, воительниц, колдуний и колдунов, что были известны в Токании по мифам и легендам. По изумрудной траве, меж ветвистых деревьев, протекали ручьи. Именно они обрывались водопадами с четырех сторон от дворца. По великолепному саду, не спеша, прогуливались плотоядные и травоядные животные, которые, к удивлению Хару, нисколько не стесняли друг друга. Здесь были и саблезубые белые тигры с иссиня — черными полосками на спинах, и павлины с красочными хвостами, огненные фениксы, темно — зеленые виверны, отдаленно напоминающие своих далеких собратьев — драконов, и даже величественные единороги, которых можно было встретить лишь в лесах Оринора.

Как только процессия достигла двустворчатых ворот, скульптурные ручки с изображением птичьих голов повернулись, открывая проход.

Внутренний интерьер поразил Хару еще больше, чем внешний. Он сочетал в себе одновременно богатую торжественность и простоту. Присутствие чего — то властного и возвышенного таилось в стенах твердыни.

Замок — гордый великан, хранил в себе необъятные тайны, неподвластные человеческому уму. В этом грандиозном месте чувствовалось присутствие всех ответов на загадки вселенной. Ответы были здесь как на ладони, завораживая и захватывая дух своей простотой, но каждый раз сама их суть ускользала от Хару, и это ощущение сводило его с ума. Вульфгар поспешил успокоить соплеменника:

— Не беспокойся. Это чувство скоро исчезнет. Твоя душа связана с телом, и лишь смерть может открыть перед тобой завесу к ответам на тайны мира. Как только замок изучит тебя, то перестанет давить на твое сознание. Безумие тебе не грозит.

Хару кивнул и постарался отвлечься на открывшуюся перед ним красоту.

Солнечные лучи бороздили искрящуюся мозаику на потолке и стенах, где застыли изображения подвигов известных героев Токании. Толстые резные колонны, увенчанные цветущим плющом, удерживали потолочные перекрытия, которые по дуге сводились в купол над головами путников. Под его сводами порхали мириады светящихся крупных насекомых, но едва Хару присмотрелся внимательнее, как смог разглядеть привычные глазу формы человеческого тела в обводах мембранных крылышек. Каждая из фей люминесцировала своим собственным, неповторимым светом, и сколько Хару не старался, так и не смог найти хоть два одинаковых.

От всей этой красоты у юноши кружилась голова, но больше всего его поразил фонтан, возвышающийся посреди пруда в зале замка. Розовые кувшинки мирно покачивались на тихой водной ряби, создаваемой золотистыми рыбками.

Хару подошел к спокойной воде, разглядывая ярусы мраморных чаш. С них свисали длинные водоросли, которые орнаментально переплетались у основания фонтана и его верхушки.

— Это Омут Будущего, — пояснил Морстен, — в зависимости от происходящих событий, в нем можно увидеть возможное будущее, но даже незначительная деталь может поменять его, изменяя видения в Омуте.

— А можно ли как — то увидеть истинное будущее? — спросил Хару, изучая свое дрожащее отражение.

— Нет, — отозвался Вульфгар, — будущее складывается из поступков каждого человека, что живет на земле. Только они сами властвуют над своей судьбой, создавая будущее алгоритмом своих решений. Истинное будущее еще нигде не записано и никогда не будет, так как может быть изменено в любую секунду. Конечно, временами появляются пророчества, предсказывающие события достаточно точно, но это — исключение.

— Загляни в него, — предложил Сиборган, — пусть тебе откроются возможные последствия нынешних событий.

Хару опустился на колени и прильнул взглядом к воде. Какое — то время юноша видел лишь суетливых рыбок, рассекающих его отражение, но вскоре вода вдруг ожила и зашевелилась. Взявшиеся из неоткуда волны начали скручиваться в водоворот и захлестывать края фонтана. Из центра воронки выплеснулась темная жижа, которая словно порча распространилась по чистой воде. Бушующий водяной смерч достиг своей кульминации и внезапно бросился к ведьмаку, окутав его неясными тенями еще не сформировавшихся картин. Зал замка вмиг потускнел, померкло солнце, проглоченное черными водами Омута. Из неясных теней стали складываться более четкие фигуры, которые поворачивали к Хару свои смазанные, безликие головы.

Ведьмаком вдруг завладел страх. Ему казалось, что Омут не отпустит его, лишит лица и души, как всех этих молчаливых фигур. Хару задергался в пустоте, но чрево Омута держало слишком крепко.

Внезапно тьма отступила, и потрясенный ведьмак уставился на не поддающуюся описанию картину.

Перед ним предстала выжженная долина, испещренная голыми камнями. Некогда живые деревья стояли теперь горбатыми черными скелетами, а их истонченные ветви терялись на фоне застывшего сумрачного неба. В нескольких местах земля треснула, открывая расщелины, больше похожие на раны большого животного. В них плескалась лава, из гущи которой взметались в вышину фонтаны огненных брызг. Она была единственным источником света в чернеющей пустоте прерии.