Тимофей Печёрин - По следам Разрушителя

Потом еще Заноза запоздало удивился, что человек, живший то ли в далеком прошлом, то ли совсем в другом мире, разговаривал с ним по-русски. Понятно и без акцента. О том, что это как раз он сам научился понимать местный язык, калединский приспешник не подумал.

Разумеется, указано было расположение поселка весьма неточно. Ведь неграмотный крестьянин не имел карты и компаса. Как и возможности мало-мальски точно измерить расстояние. До верстовых столбов вдоль дороги, судя по всему, здесь вообще не додумались.

И все же Занозе удалось узнать главное: в каком направлении идти вдоль дороги да где и куда поворачивать. Для верности он и сопровождавшие боевики прошли указанным путем. Проверить. И уже затем поспешили в лагерь — порадовать Каледина.

Сам Виктор Захарович, если и впрямь обрадовался, то лицом и этой эмоции не выдал. Он лишь кивал одобрительно в ответ на рассказ Занозы. После чего распорядился сворачивать лагерь. И всем отрядом двигаться к обнаруженному поселку.

По периметру его опоясывал частокол высотой примерно в два человеческих роста. Что по средневековым меркам делало данный населенный пункт, скорее, небольшим городом. А вот крепостного рва, этого, насколько знал Каледин, весьма распространенного атрибута человеческих поселений во времена мечей и немощеных дорог, почему-то не имелось. Вероятно, аборигены в этих местах страдали излишней беспечностью.

Предполагаемая беспечность не помешала им, впрочем, установить наблюдение за воротами и окрестностями. И когда в поле зрения паренька, дежурившего у ворот, попала целая толпа крепких мужчин, никак не похожих на торговцев или работяг, выводы тот сделал правильные. Так что ворота затворились едва ли не перед носом людей Каледина. А на возвышавшейся в центре поселка то ли башне, то ли вышке, то ли пожарной каланче тревожно зазвенел колокол.

«Не надейтесь, — со злорадством, переходящим в поистине садистское предвкушение, подумал Виктор Захарович, — вам это не поможет. Ваши игрушки… вся эта возня мышиная меня хрен остановит!»

Мгновение — и сколоченные из досок ворота пали, сметенные взрывом гранаты. Каледин и его люди двинулись вперед. И не без удовольствия наблюдали, как несколько смельчаков из местных, успевших подхватить вилы и косы да двинуться навстречу чужакам, теперь испуганно пятились. Так впечатлил их грохот взрыва да зрелище собственного укрепления, пробитого, разрушенного нечеловеческой силой.

— А ну поддай-ка им, — приказал Виктор Захарович ближайшему из боевиков. И тот на ходу пустил в сторону отступавших туземцев с вилами автоматную очередь.

Застрекотало. И незадачливые поселковые смельчаки падали один за другим. Те из них, кто еще стоял, но видел гибель других, могли хоть удариться в бегство — это бы их не спасло. Пули-то все равно летели быстрее.

Следом погиб долговязый подросток, находившийся на башне-каланче и без устали, в каком-то нервном исступлении раскачивавший колокол.

— Сними и его, — велел одному из боевиков Каледин, — от этого звона мигрень.

Опытный боец без труда поймал звонаря в прицел снайперской винтовки. Секундное движение пальца — и тот сверзился на землю. Наверное, даже испугаться не успел. Зато боль наверняка почувствовал.

Когда стрельба затихла, Каледин выступил вперед. И направился к толпе местных жителей, собравшихся на пятачке свободного пространства посреди поселка. Людей собрал колокольный звон. Теперь же расходиться они не решались, от страха застывшие и онемевшие.

Оставалось лишь гадать, кем им виделись незваные гости. Волшебниками — разумеется, отнюдь не добрыми? А может даже сошедшими с небес богами-громовержцами? Или, напротив, исчадиями ада, пустившимися в самоволку?

— Вы все здесь! Слушайте меня! — выкрикнул Виктор Захарович, обращаясь к туземцам, и голос его в наступившей тревожной тишине звучал как раскат грома, — я колдун! Могучий колдун, которому под силу сворачивать горы! А ваши халупы я… и мои прислужники-демоны просто раздавим! Не верите? Смотрите!

Произнося эту речь, он одновременно шарил по толпе взглядом, всматриваясь в каждого из собравшихся. Пока, наконец, не приглядел подходящего человека. Могучего мужика с кувалдой на плече… вероятнее всего, кузнеца. Нацелив на него пистолет, Каледин выстрелил. И со злобным торжеством наблюдал, как тот валится оземь с простреленной грудью и почти детским недоумением в глазах. А по толпе проносится испуганный вздох.

Беспредел? О да! Виктор Захарович это понимал и в душе признавал очевидное. Но в то же время был далек от моральных терзаний. В конце концов, это там, где живешь, гадить не стоит. А он-то с подельниками — на чужбине. В чужом же краю… вот взять хотя бы конкистадоров. Уж какой беспредел они устроили в отношении ацтеков и иже с ними. Притом, что на родине наверняка слыли благородными идальго.

И вообще. Принципы принципами, понятия понятиями, а жить и владеть чем-либо, в конечном счете, все равно имеет право лишь сильнейший. Так что…

— Я заберу любую жизнь! Любого человека, на которого только укажу пальцем, — возобновил Каледин свою речь, — но я… мы — те, кто смахнул вашу защиту походя, оставляем вам право выбора. Принесите мне ценные вещи, которые у вас есть. Все несите… деньги, золото, драгоценности. Тогда главная ценность… ваши жизни останутся при вас. Ну же!

Последние слова подстегнули туземцев, как хороший удар плетки — лошадь. Жители поселка зашевелились, начали расходиться по домам: сначала мелкими боязливыми шажками, а потом все расторопнее.

Хлопали двери домов, то отворяясь, то закрываясь. И один за другим аборигены возвращались. Разумеется, не с пустыми руками. Другое дело, что ценности, которыми они располагали, у грозного «колдуна» Каледина не вызвали ничего, кроме разочарования.

Денег у обитателей поселка оказалось не так уж много. Кучка монет — едва хватит, чтобы заполнить трехлитровую банку. Причем в подавляющем большинстве своем эти монеты были медными. Серебряные же кругляши, не говоря о золотых, можно было и по пальцам пересчитать.

Впрочем, монеты-то хотя бы нумизмату можно было при случае толкнуть. А вот что прикажете делать… ну, к примеру, с рубахой, расшитой узорами — праздничной, не иначе? А с предметом высочайшей роскоши по меркам средневековых крестьян — то бишь… зеркалом? Причем неправильной формы и с заметно неровной поверхностью? Или с книгой: тяжелым пухлым томом с толстыми и потемневшими, явно не из бумаги изготовленными, страницами? Ее, без сомнения, притащил единственный грамотей среди жителей поселка.

Конечно, книгу мог и какой-нибудь антиквар купить. Ну, так это еще был не худший вариант. Иные из жителей поселка, ну очень широко понимая понятие «ценность», приволокли даже орудия своего труда. Плотник — топор, гончар — круг, рыбак — охапку сетей. Еще кто-то принес посуду, кто деревянную, кто глиняную. Так куча даров перед Калединым росла и росла, а надежды оного вернуться домой с богатыми трофеями столь же стремительно таяли.